Антон Первушин - Харон

Я тоже вылез из машины, встал на твердую каменистую почву. День выдался солнечный, солнце висело почти в зените, было очень жарко.

- Там дальше, за горами, Великая Пустыня, - сказал я. - Здесь проходит граница.

- Стоило ли ползти такую даль? - с сомнением сказал Дьяус.

- Вы все еще мне не доверяете, уважаемый Дьяус? Это, вообще-то, странно.

Я посмотрел на Тора. Тор наконец выбрался из вимана, постоял, сгорбившись и глядя в землю, потом вопросительно посмотрел на меня:

- Мы идем?

- Идем, - кивнул я.

Я пошел первым, они - следом за мной. Шли молча, и только каменное крошево хрустело под ногами.

Печет, подумал я, здесь всегда печет. Дыхание Великой Пустыни... Рубаха уже намокла - хоть выжимай. И плечо разболелось. Нужно будет снова сменить повязку, обработать рану новой порцией мази тетушки Линды. Ничего, еще терпеть можно. Недолго уже осталось... Интересно, они хоть на каплю догадываются, что я дли них приготовил? Дьяус - нет. Его я понял, его я чувствую. А Тор? Даже если догадывается, ничего не скажет. Дойдет до самого конца и ничего не скажет...

Мы подошли к полуразрушенному корпусу координирующего центра.

- Подождите здесь, - сказал я Бессмертным.

Сам зашел внутрь. Так. Все как было два месяца назад. Только вот песка прибавилось - наносит ветром в пустые проемы окон и двери. Через один такой проем я посмотрел на Бессмертных. Они стояли, оглядываясь по сторонам, ждали. Недолго осталось.

Я прошел вдоль стены, опустился на корточки. Сдвинул тяжелый обломок плиты перекрытия, счистил песок с крышки металлического люка, поднял ее. Под ней открылся металлический же диск с вертикально закрепленной на нем рукояткой. А сбоку в специальном углублении был небольшой рычаг. Я взялся за рукоятку. Нужно сделать ровно пятнадцать оборотов. Первый... Второй... Третий... С каждым оборотом вращать диск все труднее, растет сопротивление. Ничего, ничего... Двенадцать... Тринадцать... Четырнадцать... Пятнадцать... Все. До упора. Я встал подошел к окну.

- Идите сюда, - сказал я.

Первым в дверной проем вошел Дьяус, за ним - Тор.

- Вы готовы? - спросил я. - Может быть, кто-нибудь хочет что-то сказать?

- А что нужно говорить? - Дьяус посмотрел на меня.

- Хорошо. Встаньте вот сюда. Видите - здесь на полу нарисован круг... Встаньте в центр круга.

Они подчинились. Я вернулся к стене, снова присел, положил пальцы на рычаг.

- Прощайте, - сказал я и дернул рычаг на себя.

Мгновенно плиты под ногами Бессмертных разошлись. Они вскрикнули разом и через секунду их не стало: они полетели вниз в темноту многометрового колодца. Плиты сомкнулись над ними, закрывая отверстие. Я вернул рычаг в прежнее положение. Теперь крышку люка положить на место... Снова разболелось плечо. Ладно, потерплю. Сгрести на крышку песок, разровнять. Теперь прикрыть все это плитой... Не видно вроде бы. Не видно.

Через минуту я покинул развалины центра, пошел к виману.

...Они падают долго. Там очень большая высота. Организм успевает отключить интро еще в начале пути. Теперь он сам борется за свое существование. Он, падая вниз, пытается зацепиться за стенки, удержаться, затормозить падение. Но стены колодца слишком далеко расположены друг от друга, и они совершенно гладкие. Потом Бессмертные упадут на дно. Удар будет страшным. Организму понадобится несколько часов, чтобы залечить все раны. Восстановлением себя он будет ослаблен, а это не является для него нормой, и, значит, интро останется отключенным. Организм будет искать пищу, будет бродить по бесконечным сухим лабиринтам в поисках пищи. Он не найдет ее. Там нет воды, там нет жизни, нет даже тараканов и крыс. Не найдет он и выхода. Там нет выхода. И тогда организм впадет в оцепенение, в странное состояние, которое нельзя назвать ни жизнью, ни смертью. Он будет жив, но он будет и мертв. Последнее - главное. Для Тора, для Дьяуса, для всех тех, кто приходил сюда до них, - это смерть...

Я поднимаю виман в воздух. Вот и еще двое, думаю я. Сколько их осталось? Пятьсот семьдесят четыре. Много. Очень еще много. Успею ли я справиться с ними со всеми, или придется передавать свое знание дальше следующему Броновски? Я помню лицо отца, когда он рассказывал мне о западне. Страшное лицо. Чем я становлюсь старше, тем лучше понимаю состояние отца в тот день. Но ему было тяжелее, чем мне. Он точно знал, что не успеет. А у меня еще есть надежда...

Я вспомнил наш разговор за столом у Джима Приста и оставшийся без ответа вопрос. Странно, но разговор этот не получил продолжения, хотя еще целые сутки мы вместе мотались на вимане над Землей Смертных. А может быть, он не получил продолжения именно потому, что Дьяусу нечего было на него ответить? Или было, но он просто не захотел?

Я буду убивать их до последнего своего часа. Но убийства эти не имеют отношения к миру будущего, потому что я не имею к нему никакого отношения, стараюсь не иметь. Живу в области Полиса, круг моих знакомств ограничен, а разговоры разъяснительные с молодыми ребятами веду, чтобы остановить, чтобы не лезли по молодости или по незнанию спасать мир от Бессмертных, чтобы не гибли зря. Но главное-то всегда остается при мне и только при мне. Вы, уважаемый Дьяус, сказали бы, что это самообман. Они же соглашаются с тобой, бездействием даже своим поддерживают. Значит, и они участвуют в нашем истреблении, и они, создатели нового мира. Но ведь вы сами этого хотели, скажу я. Они только защищаются через меня, понимаете это? А когда последний из вас погибнет, я уйду от мира, поселюсь здесь же в развалинах и здесь окончу свою жизнь. Это будет наказание палачу после исполнения им приговора. Это будет справедливо, уважаемый Дьяус? Вы можете так не считать - дело ваше. Но так считаю я. Для меня это важнее.

А сейчас я возвращаюсь. Я возвращаюсь...

Меня зовут Артомес... Я как раз тот человек, который вам нужен... Я убиваю Бессмертных... Не все ли равно как...