Игорь Винокуров - Ужас. Иллюстрированное повествование о нечистой силе

Вдруг у неё стали расти клыки…

После той ужасной ночи с 11-го на 12-е апреля 1990 года я почему-то стал ждать, не проявится ли нечто подобное в другом случае полтергейста. Мои ожидания, как ни странно, относительно скоро оправдались.

Уже 9 июля днём мне позвонил А.К.Прийма, предложив вечером встретиться в одной московской квартире — только что там что-то стряслось. Я согласился.

Впервые на этой квартире мы побывали 13 июня 1990 — года. Мы — это наша как бы неформальная группа скорой полтергейстной помощи во главе с А.К.Приймой — А.А.Шлядинский, Олег Ефимов, мастерски владеющий искусством находить биолокационные аномалии с помощью металлических рамок, и я. Володя Мохов в этот раз присоединиться к нам не смог.

Начали с расспроса хозяйки квартиры, доверив это деликатное дело мне. Постепенно по мере рассказа хозяйки и благодаря моим встречным уточняющим вопросам стала более или менее вырисовываться картина происшедшего.

В квартире, где шла наша беседа, до октября 1989 года проживали престарелая бабушка и её дочь, нынешняя хозяйка квартиры, со своими взрослыми детьми — внуком и внучкой бабушки. В 1988 году бабушка, упав в квартире, сломала шейку бедра. Дочь самоотверженно подняла её на ноги. На это ушло семь месяцев. Но характер бабушки круто изменился: слегла она одним человеком, встала — совсем другим — недобрым, жёстким… Изменился даже её облик: лицо приобрело неприязненные черты, глаза стали совсем иными — в них горел какой-то мрачный огонь… Постепенно эти изменения стали приобретать всё большую определённость. До того как всё это случилось, бабушка была очень мягким человеком, с добрым уступчивым характером, необыкновенно деликатная. А тут, как бы ни было это невероятным, все вдруг стали её инстинктивно бояться. Её лицо стало внушать тихий ужас. Когда маленькая хрупкая бабушка вдруг тихо возникала на пороге кухни или комнаты, все сидевшие там непроизвольно вздрагивали. Стало страшно оставаться дома наедине с ней. Хозяйка квартиры рассказывала, что несколько раз, внезапно, как от толчка, проснувшись ночью, вдруг видела над собой склонённую фигуру своей матери, зачем-то вглядывавшуюся в неё… В самом начале 1989 года бабушка опять упала и сломала шейку другого бедра. Два месяца пролежала в больнице, остальное время до своей кончины — дома, в своей комнате. На этот раз поднять её на ноги оказалось выше человеческих сил.

Примерно за полгода до того, как бабушки не стало, её дочь и внучка стали свидетелями настолько странного явления, что даже рассказ о нём произвёл на меня, вроде бы уже ко многому привыкшему, неизгладимое впечатление. Были потрясены и мои коллеги. Надо ли говорить о потрясении, испытанном двумя очевидцами!

А дело было так. День клонился к вечеру. Бабушка лежала, как обычно. Дочь, прийдя с работы, покормила её. Стали разговаривать. Дочь стояла рядом с кроватью своей матери. И вдруг… Но тут надо предоставить слово дочери:

— Внезапно у мамы стала увеличиваться в размерах нижняя челюсть — она стала зримо вытягиваться вперёд. Шло неуклонное поступательное движение челюсти вперёд. Челюсть удлинилась сантиметра на два-три. Заметно выдвинулся, загнувшись крючком вниз, нос. И что самое потрясающее — вдруг сквозь её нижнюю вставную челюсть стали расти два клыка! Этот рост был замедленнее, чем у челюсти, но не менее ужасающ! Мама попыталась что-то сказать, но у неё плохо получалось. Тогда она в ужасе и с трудом произнесла: «Что это у меня со ртом?» Глаза мамы при этом ушли глубоко в глазницы и прямо как будто полыхали мрачным светом. Лицо вытянулось и побледнело. Это было так страшно и неожиданно! Я бросилась в прихожую.

В это время раздался звонок в дверь! Оказывается, пришла домой моя дочь. Я тут же рассказала ей о том, что происходит, и просто умоляла принести икону от соседей. Дочь упрашивать не пришлось. Через две минуты она вернулась с иконой в руках. Мы тайно пронесли её за своими спинами в комнату мамы и поставили у неё в голове, так, чтобы она икону не видела, так как мама моя была ярым атеистом (будучи в детстве крещённой). Моя дочь видела мамину жуткую личину до того, как стало действовать присутствие иконы. И что поразительно — превращения начались немедленно: в течение каких-нибудь нескольких минут челюсть ушла назад, клыки утонули под вставными челюстями, нос приобрёл свой прежний вид, лицо мамы стало розоветь, округляться, глаза стали приобретать давно забытую мягкость и добрый свет. Через каких-нибудь десять минут нам явилась та наша мама и бабушка, что была так нежно любима нами.

За несколько месяцев до кончины бабушки стала трещать икона с обезображенным ликом Иисуса Христа. В октябре 1989 года бабушки не стало. На шестую после её кончины ночь вдруг сами собой распахнулись двери в её комнату. Но прошли сорок дней, потом один месяц, второй. Всё было спокойно.

Потом вдруг начались стуки в дверях, в стенах, особенно в дверях комнаты бабушки. Затем стуки перекочевали в большую комнату, на кухню, в ванную. Дочь и внучка покойной бабушки временами слышали рядом с собой быстрые энергичные шаги (как если бы проходил мужчина), настолько явственные, что они окликали того, кто — они думали — их производил. Ответа, разумеется, не было. Вновь — и очень громко — стала трещать икона, иногда она буквально «стреляла», так сильны были трески. Их было слышно из любого уголка квартиры. Бывало, люди даже непроизвольно вздрагивали. Тогда же обнаружили разлетевшийся на две части металлический нательный крест — верхняя часть распятия сама собой отделилась от его основания. 10 мая в закрытом буфете на большом фарфоровом блюдце появилась вода…

Были и другие неприятно пугающие происшествия: невидимые толчки и прикосновения, появление на теле отпечатков рук.

С момента возникновения стуков и треска иконы возникло чувство крайнего душевного неудобства. Постоянное впечатление, что в доме есть кто-то ещё. Иногда страх был почти паническим, тогда нынешняя хозяйка квартиры с дочерью принимались на ночь крестить дверь в комнату бабушки, потому что угроза ощущалась идущей именно оттуда.

По словам хозяйки, даже пёс — любимый и непременный член семьи, всё это время избегал заходить в бабушкину комнату, хотя до того он очень любил озирать окрестности с примыкающей к этой комнате лоджии — для него эта была самая, пожалуй, большая «завлекаловка». В последних числах мая пёс утром внезапно разбудил хозяев рычанием и лаем. Он лаял злобно, как на чужого, шерсть на его загривке стала дыбом. Но лаял он не на дверь, ведущую в прихожую, а на закрытую дверь бабушкиной комнаты. Её распахнули, но там всё было тихо.