Грегори Бенфорд - Погружение

– Твоя жизнь…

– Ну, реальная опасность совсем невелика, — вмешался Рубен. — Скоропостижная смерть шимпанзе — крайне редкий случай.

– И я всегда могу вернуться назад, если замечу приближение опасности, — добавил Леон.

– Но станешь ли ты возвращаться? Мне кажется, тебе понравились приключения.

Она не ошиблась, но Леон не собирался в этом признаваться. Если он хочет отдохнуть от бесконечных занятий математикой, то лучше способа не придумать.

– Мне нравится все, что находится подальше от бесконечных коридоров Хельсинки.

Рубен уверенно улыбнулся Келли.

– У нас еще не было ни одного несчастного случая с туристами.

– А как обстоят дела с персоналом? — быстро отреагировала Келли.

– Ну… одна необычная история…

– Что произошло?

– Шимпанзе свалился в пропасть. Наша лаборантка не успела вовремя «выскочить», и ее парализовало. Шок от пережитой во время погружения смерти может оказаться фатальным. Однако теперь у нас есть система, которая закоротит контакт…

– Что еще? — не унималась Келли.

– Еще… еще один неприятный эпизод. Довольно давно, когда у нас были лишь примитивные проволочные заборы… — главэксп заерзал на стуле, — на территорию заповедника пробрались хищники.

– Какие хищники?

– Охотники за приматами. Мы называем их рабуинами — результат генетического эксперимента, закончившегося два десятка лет назад.

– А как они проникли на территорию заповедника? — не унималась Келли.

– Рабуины немного похожи на диких свиней, их копыта приспособлены для копания. Однако они хищники. Могут учуять дичь — наших животных в краале, например. А потом сделать подкоп под изгородью.

Келли посмотрела на высокие, массивные стены.

– Нынешние заграждения достаточно надежны?

– Несомненно. Я уже сказал, что рабуины — плод генетических экспериментов. Здесь пытались создать двуногого хищника с использованием ДНК бабуина.

– Эволюционные игры, — сухо заметила Келли. Рубен не заметил напряжения в ее голосе.

– Как и большинству двуногих хищников, им укоротили передние ноги, а голову наклонили вперед — для баланса использовался мощный хвост, при помощи которого животные передают сигналы. Они охотятся на самых крупных стадных травоядных, гигантелопу — еще один эксперимент — и едят только свежее мясо, богатое протеином.

– А зачем им набрасываться на людей? — спросила Келли.

– Они неразборчивы, иногда даже атакуют шимпанзе. А был случай нападения на людей. Келли содрогнулась.

– Вы говорите об этом очень… отстраненно.

– Я биолог.

– Никогда бы не подумал, что тут может быть так интересно, — заметил Леон, чтобы переменить тему.

Рубен снова засиял.

– Не настолько захватывающе, как высшая математика, но тоже любопытно.

Губы Келли скептически изогнулись.

– А вы не возражаете, если гости берут с собой оружие?

Леон много размышлял о шимпанзе. Он полагал, что поведение приматов — убедительный материал для построения простой модели социоистории. Возможно, удастся использовать статистику миграций стай обезьян и результаты исследований реакции животных на изменение окружающей обстановки.

Леон пытался обсудить свои предположения с женой. Келли согласно кивала, но он видел, что она обеспокоена. После беседы с Рубеном женщина без конца возвращалась к разговорам о безопасности. Леону пришлось напомнить ей, что она сама ратовала за новые погружения.

– Мы в отпуске, ты не забыла? — повторил Леон ее же слова.

Любопытные взгляды, которые Келли бросала на Леона, убеждали ученого, что жена не приняла всерьез его доводы относительно построения модели. Она считала, что ему просто нравится рыскать по лесу.

– В душе ты так и остался деревенским парнем, — со смешком говорила Келли.

На следующее утро Леон пропустил запланированную экскурсию к стадам гигантелоп, а вместо этого отправился в камеру погружения. «Предстоит серьезная работа», — сказал он себе.

Шимпанзе спали на деревьях и проводили много времени, ухаживая за шерстью друг друга. Для удачливого «парикмахера» клещ или вошь были подлинным вознаграждением. Если их попадалось много, обезьянам удавалось вволю полакомиться алкалоидом. Леон понимал, что тщательное поглаживание и вычесывание необходимо для гигиены шимпанзе. Кроме того, оно, безусловно, успокаивало Айпана.

Потом Леону пришла в голову новая мысль: поглаживания заменяют приматам речь. Только во время острых или тревожных ситуаций они издавали пронзительные звуки — чаще всего в момент совокупления или в порядке самозащиты. Шимпанзе походили на людей, которые не могут найти утешение в разговорах.

А в утешении они нуждались. Суть их социальной жизни не очень сильно отличалась от той, что характерна для человеческого сообщества, оказавшегося в трудном положении — под гнетом тирании, в тюрьме или городских бандах. В их жизни все решали коготь и зуб — но в то же время шимпанзе напоминали встревоженных людей.

Однако им было присуще и «цивилизованное» поведение. Дружба, горе, сопереживание, братство по оружию, когда они вместе охотились или охраняли свою территорию. Их старики становились морщинистыми, лысыми и беззубыми, однако стая продолжала о них заботиться.

Инстинктивные знания шимпанзе поражали Леона. Когда спускались сумерки, приматы сооружали в ветвях «гнезда» из листьев. Умели быстро карабкаться по веткам, ловко цепляясь за них верхними и нижними конечностями. Чувствовали, плакали, предавались скорби — не в силах толком понять, что с ними происходит. Они полностью зависели от собственных эмоций.

Голод являлся одной из самых сильных эмоций. Шимпанзе находили и поедали листья, фрукты, насекомых и даже довольно крупных животных. Им нравились червяки.

С каждой секундой, с каждым новым впечатлением крепла связь Леона с Айпаном. Он научился ощущать малейшие изменения в настроении шимпанзе. Постепенно Леону удавалось все больше его контролировать.

В то утро самка нашла большое дерево и начала колотить по нему. Пустой ствол звучал, как барабан, и вся стая прибежала, чтобы поучаствовать в забаве, страшно радуясь производимому шуму. Айпан присоединился к компании; Леон ощутил удивительную радость и растворился в ней.

Позднее они подошли к водопаду, образовавшемуся после сильного ливня, схватили лианы и принялись раскачиваться между деревьями над бурлящей водой, вереща от радости и перепрыгивая с одной плети на другую. Леон заставлял Айпана проделывать невероятные кульбиты, прыжки и повороты — другие шимпанзе удивленно посматривали на него.

Иногда обезьянами овладевала неожиданная агрессивность — они хватали ближайших самок, дрались друг с другом, чтобы установить новую иерархию отношений, особенно на время охоты. Удачная охота приводила ко всеобщему возбуждению — объятия, поцелуи, шлепки. Когда стая перемещалась по лесу, все вокруг оглашалось воплями, криками, шипением и ворчанием. Леон присоединялся к веселью, прыгал, танцевал и пел вместе с Шилой/Келли.