Александр Селецкий - Легендарь

— Что, громковато? Вам видней… Вполне возможно, — согласился незнакомец. — Только, попрошу вас, не нужно впредь разбазаривать столько эмоций. Да еще сразу… Это ведь, в конечном счете…

— Ну-ну, и что?

— Боюсь, вы испоетесь в один прекрасный день! И во Вселенной станет тихо…

— Почему? — не понял Крамугас.

— Да потому, что испоетесь! И душою станете болеть. А это, так сказать, чревато…

— Неужели?

— В том-то и дело! И поверьте: нужно чувствами насыщать, а не брызгать ими во все стороны, будто вас уже совсем… подперло…

— Вы говорите удивительные вещи, — искренне заинтересовался Крамугас. — Мне даже в голову не приходило… А как же надо, если не секрет?

Незнакомец коротко хмыкнул и внезапно бесстыднейшим образом харкнул в дальний угол, словно давая этим раз и навсегда понять, что нет для него на свете ни секретов, ни поступков вовсе невозможных.

— А вот, бён-знычть… пардон, забылся, н-да!.. — он театрально вскинул руку, прежде чем Крамугас успел среагировать и возмутиться. — Учтите: за бесплатно — целый курс наук!.. Только внимательно следите.

Точно в каком-то дурном шаманическом экстазе, он внезапно принялся раскачиваться из стороны в сторону, помахивая левой ножкой в воздухе, заламывая руки и широко разевая рот, как заправский оперный певец на праздничном концерте, однако ни единый звук при этом не сорвался с его губ.

— Вот так, мой мальчик! Ясно?

— Так ведь это ж никакое и не пение!.. — возмутился было Крамугас.

— Отнюдь, бён-знычть! Опять пардон, ужасная привычка, надо отвыкать… Так вот — это огромное искусство! Оно приходите годами, когда начинаешь понимать, что обитателю соседней камеры, то есть каюты, нужно хорошенько выспаться и отдохнуть — прежде чем он наконец-то вернется домой после двадцатилетнего отсутствия. Это срок, мой мальчик, и немалый. Выдержать совсем не просто.

Незнакомец снова смачно харкнул в угол.

— Сколько? Целых двадцать лет?! — ахнул Крамугас. — Я, выходит, и на свет еще не появился! Или — только-только… Ты смотри-ка! Почему ж так долго?

— Дела, милейший, бён-знычть. Ну, опять!.. Вот ведь… Да, дела! И к тому же — неодолимая тяга к странствиям, — развел руками незнакомец. — Вам, я думаю, об этом рано знать. И ни к чему. Вам не понять. Пока… Ну, а совет мой поимейте в виду! Он толковый. В общем — рад был познакомиться. Фини-Глаз к вашим услугам. Честь имею!

Он шаркнул ножкой и величественно выплыл из каюты, тихо-тихо притворивши за собою дверь.

5. Цирцея-28

Как выяснилось, Цирцея-28 была двойной планетой.

Вокруг нее по треугольной орбите еще с незапамятных времен вращался так называемый Пад-Борисфен-Южный — совершенно плоский и обладавший формой образцово-правильного параллелограмма.

Откуда он такой вообще появился, никто из местных понятия не имел.

Больше того, название этого исторического спутника также было во многом условным, поскольку обитавшие на нем трусоватые костобоки-гиппофаги нив какие толковые переговоры с жителями Цирцеи-28 сроду не вступали, по причине своей всеобщей — якобы! — глухонемоты, и потому сообщить истинное наименование собственного пристанища не могли при всем желании, которое, как, между прочим, уверяли слухи, отсутствовало у них начисто.

Да и вел себя означенный сателлит несколько странным образом.

Наблюдать его можно было лишь в определенный момент, а именно тогда, когда он пробегал южную сторону своей треугольной орбиты (отсюда, собственно, и пошло его название — Пад-Борисфен-Южный). Во все другое время спутника отродясь никто не видывал, и никакими самыми чуткими приборами зафиксировать его было невозможно.

Словом, милый спутничек имела Цирцея-28 — особенно если учесть, что на нем, для пущего спокойствия, хранились все культурные ценности цирцеян.

Сама же Цирцея-28 совершенно поразила пылкое воображение Крамугаса: и своим бесстыдно-цветущим видом, и, как ему показалось, чрезмерным количеством людей, и разгульным блеском галонеона в поднебесье, и тем, как проворные смазливые дамы с космодрома, едва у стапеля причалила ракета, глядели на новоприбывших — с безжалостным обожаньем и жеманным приглашением к чему-то такому, о чем он, Крамугас, воспитанный в особом Полуинтернате, догадывался лишь слегка, но не без ужаса, сплавленного с тайным вожделеньем.

Да, Цирцея-28 супротив Бетиса-0,5 была не то чтоб раем, но душещипательным кошмаром, который полнился таким блаженством, какой раю и не снился.

Над большими домами везде красовались рекламные вывески и напоминания: «Людям — радость с человеческим лицом!», «Голосуй правильно — и не ошибешься!», «Слава нашей родной Вселенной!», «Да здравствуют полезные стихийные природные явления!», «Цирцеяне, выше знамя светлой мысли!», «Нет позору!», «За независимую присовокупленность!», «Нам надо, чтобы всем было надо!», «Исполни свой демографический долг — и спи спокойно!», «Обогащайтесь в нищете!», «В бесправии — все равны! Держи равненье шире!» — и еще множество других, столь же мудрых, одухотворенных и необходимых в здешней жизни.

Особенного смысла во всем этом было мало (если он имелся вообще), и вывесок никто, похоже, вовсе не читал, ну, разве только простаки-приезжие, как Крамугас, да дети, постигающие тайны писаного слова, и смотрелись транспаранты, может, и не слишком обольстительно, зато повсюду изобильно прикрывали, затеняли или просто подменяли некие убожества архитектурных форм, которые нетрудно было, при желанье, угадать.

Да, у нас на Бетисе-0,5, с завистью думал Крамугас, такие-то вот глупости не вешают на стены, видимо, боятся, а здесь — вешают. Должно быть, от передовитости и глубины идей. Так сразу не понять…

Но понимать он и не собирался — это, что ни говори, покуда вовсе не укладывалось в его робкие, но далеко нацеленные планы. Понимание приходит, когда больше не на что уже надеяться. Когда душа обрюзгла и ее переполняет скепсис…

Вот потому-то для восторженных туристов и убожества архитектурных форм смотрелись несравненным чудом.

Дома на Цирцее-28 вздымались выше километра. И во всех этажах кто-нибудь да жил, либо делал вид, что усердно живет, либо заправлял делами всяческих контор, коих на планете тьма плодилась.

Народ извечно обитал в предметном изобилии и в страшной суете.

Это Крамугасов пыл немного охладило.

Но, хочешь или нет, Цирцея-28 изумляла. И не тем, нем быть должны окольные миры вроде Бетиса-0,5, а тем, что они случайно, по неразуменью, пропустили. Хотя… случайно или нет — вопрос довольно спорный…