Рэй Олдридж - Сомаигрушки

Последовало молчание. Через некоторое время Клит поднялся и ушёл в свои личные покои.

Бернер прятал лицо в руках, пока не перестал трястись.

Этим вечером Клит надел разум огромного змея, живущего в мире песка и колючек. Он был особенно жесток с женщиной, поэтому, когда он закончил, она была вся в крови.

Бернер скрыл свою ярость, когда Клит вызвал его из библиотеки. «В мед-установку?» — спросил он.

«Почему бы нет», — сказал Клит с выражением скуки на лице, и ушёл прочь.

«Я не всегда был трусом, Конфеточка», — прошептал Бернер, пока помогал ей мыться.

Она подняла на него взгляд, слегка улыбаясь. «Почему ты называешь себя трусом? Что ты мог сделать против Клита? Он больше не человек, он слишком силён, слишком быстр, слишком жесток. Ни одно неизменённое человеческое существо не сможет взять верх над ним».

Когда он помогал встать ей на ноги, она повисла на нём, и он почувствовал давление её груди у себя на боку. К своему стыду он почувствовал приступ желания.

Мед-установка быстро её вылечила — очевидно, её раны были поверхностны — поэтому, несколькими минутами позже Бернер смог проводить её в её каюту.

Клит зашёл за ними, двигаясь беззвучными шагами, уставился на Бернера.

Он свысока посмотрел на Конфеточку. «Ты знаешь, не так ли?» — сказал Клит мягким задумчивым голосом.

Бернер понял, что произошло что-то важное, какой-то ритуальный обмен. Какое-то гнетущее сообщение прошло между Клитом и Конфеточкой.

Клит остановил свой пристальный взгляд на Бернере. «Вещи меняются, отшельник. Даже в своей короткой жизни ты заметил это. Мы не задержимся здесь надолго».

«Что вы имеете в виду?» Бернер, казалось, не мог перевести дух.

«Я отошёл от своей жизни слишком надолго. И я утомил мою Конфеточку». Клит покачал головой, он выглядел странно истощённым. «Старые игрушки», — сказал он голосом настолько тихим, что Бернер едва смог услышать эти слова.

Он молча ушёл, и Бернер дрожащей рукой взял её щётку для волос.

Конфеточка взглянула на Бернера. Её лицо казалось удивительно бесстрашным. «Не обращай внимания, Бернер. Ему нравиться пугать людей; ты знаешь, это его хобби. Прежде чем улететь, он выпустит тебя и позволит тебе вернуться к своей старой жизни. Просто не делай ничего, что приведёт его в ярость. Никогда не поступай вопреки его ожиданиям и с тобой всё будет в порядке. Он — не случайный убийца. Ты выживешь, Брат Бернер».

Он хотел верить ей. «Он грозился превратить меня в женщину, если…» Он устыдился своего страха; он был раздосадован этим.

«Если я умру?» Она покачала головой. «Не беспокойся. Это никогда не случиться, поверь мне. Я не хочу обидеть — вероятно, ты был бы красивой женщиной — но у Клита очень… специфические вкусы. Достаточно странные».

«Но он казался…он действительно казался, словно намеревается убить тебя».

Она кивнула, все ещё нечеловечески спокойная. «Конечно, он намеревается убить меня. И это будет не впервый раз. Он владеет мной долгое-долгое время. Но после этого он положит меня в мед-установку, которая соберет меня и я буду как новенькая. Как я говорю, он на самом деле не убийца; это же не убийство, если ты не остаёшься мёртвой, так ведь? Он никогда не избавится от меня; я — совершенная женщина. Для Клита. Но с тобой всё будет хорошо. Верь мне».

Внезапно, Бернер стал уверен, что она говорит правду. «Это ужасно для тебя», — сказал он.

«Это не так уж плохо», — сказала она, пожимая своими красивыми плечами. «Я никогда не помню как была мёртвой». Но затем её самообладание немного соскользнуло, и её глаза потемнели. «Что причиняет боль, так это умирание».

Бернер отправился в кровать полный горестного восхищения. Сон долгое время не шёл к нему, но когда он, наконец, заснул, им овладело ужасное сновидение.

В этом сне не было никакой логики; несвязанные образы летали по сцене его разума. Сам Бернер не принимал никакого участия в этом сне. Он был совершенно безвольным наблюдателем.

Решительное лицо Конфеточки смотрело на него с какого-то небольшого расстояния. Он, казалось, воспринимал её лишь краешком глаза, но она была сутью этого сна. Вскоре он заметил, что прекрасная плоть, которая покрывала её череп, стала полупрозрачной и белые кости стали просвечивать через неё. Через эту полупрозрачность были видны кружения тёмных мыслей — река тайного чувства, текущая по бледному камню. Позади красивых глаз — черные пещеры. Позади сочного рта — длинные ужасные зубы смерти.

На переднем плане сна Клит в медленном ритуале принял ряд странных поз. Его глаза, поначалу, были унылыми. Его рот широко открыт, безвольный. Им, казалось, овладела какая-то внутренняя жизнь, словно другое существо поселилось в его теле, не совсем человеческое и неуверенное, как человеческому телу полагается двигаться. Теперь Клит встал на одну ногу, другая нога высоко поднята, рука закручена за спину. Эта рука поднялась, показалось, сейчас вывихнется, и стала шипом, вылезшим из задней части шеи Клита.

Сон замерцал и Клит стал ядовитой рыбой, бородавчатым ужасом с потрёпанными плавниками, глазами такими же безжизненными как галька. И в то же самое время он всё ещё был Клитом, и Бернер чувствовал холодящий шок узнавания.

Конфеточка трезво смотрела со своего расстояния; её череп светился внутренним огнём.

Клит изогнулся и снова стал человеком. Он упал на четвереньки и Бернер увидел паука. Затем змею. Акулу, гиену. Инопланетную тварь с рогами как бритвы, чудовище со щупальцами из пучины. С каждым таким превращением Бернер чувствовал, что ужас его растёт. Ему хотелось кричать; его горло болело, словно собиралось разорваться.

Но он не мог кричать, не мог убежать и его беспомощность, казалось, привлекла внимание Клита. Теперь чудовище сияющими глазами смотрело на Бернера. Эти видоизменения приняли бросающую в дрожь скорость, формы менялись быстрее и быстрее. Бернер больше не мог распознавать формы, всё, что он видел, это глаза, которые начали приближаться.

Он был уверен, что сейчас умрет. Он попытался переключить своё внимание на Конфеточку… и, затем, увидел то, что его спасло.

Прямо сквозь череп и его убывающую тонкую оболочку прекрасной плоти проступало другое лицо. Молодая женщина, улыбающаяся, полная радостной жизни. Её глаза были теплые и невинные. Доверчивые.

Он постарался вспомнить её.

Каким-то чудом он смотрел на Конфеточку, какой она была прежде, чем Клит завладел ей.

Его ужас поблек, заменённый печалью и тоской.

Он проснулся со слезами на щеках и непреодолимым желанием увидеть её.

Ко времени, когда он стоял над её кроватью, слёзы его прошли, но не боль. Она лежала неподвижно и в искусственном спокойствии её наркотического сна он смог увидеть ту самую молодую женщину из своего сновидения. Он взглянул на кроватный таймер. Через несколько секунд трубки и проволоки будут извлечены из её тела.