Леонид Лагин - Майор Велл Эндъю, его наблюдения, переживания, мысли, надежды и далеко идущие планы, записанные им в течение последних пятнадцати дней его жизни

А его отец оставался совершенно безучастным. Но предположим даже, что это не его отец, а совершенно чужой человек. Почему он не удержал этого мальчика от верного самоубийства?

- Почему вы его не удержали? - Я схватил его за плечо. - Вы были обязаны удержать этого несчастного от верного самоубийства!..

Он молча и как-то очень уж неторопливо смахнул мою руку со своего туго набитого мышцами плеча и посмотрел на меня с таким презрением, которого я не простил бы даже члену палаты лордов.

- Я был бы вам, сэр, весьма обязан, - сухо заметил я ему, не повышая голоса, - если бы вы не забывали, что имеете дело с майором войск его величества и кавалером...

Тогда этот хам ни с того ни с сего начал смеяться. Он смеялся так, словно я произнес нечто чрезвычайно глупое. Он смеялся так долго, что это шокировало бы даже чистильщика сапог. Он смеялся, а я пытался вспомнить, где я когда-то совсем недавно ловил на себе такой же вызывающе-презрительный взгляд, и, наконец, вспомнил.

Ну, конечно, передо мною был один из тех чертовых социалистов с их презрением ко всем честным слугам короля и нации! Но только я раскрыл рот, чтобы выразить свое мнение об этой неприятной разновидности англичан, как джентльмен в подтяжках выдавил из себя сквозь судорожный смех:

- Самое смешное во всей этой истории, что я мастер по кровяным колбасам, по кровяным!..

- Тем более, - промолвил я еще суше. - Люди вашего скромного положения обязаны ни при каких обстоятельствах не забывать о...

- Боже, какой идиот! - простонал сквозь смех колбасник. - Да понимаете ли вы, что нам с вами теперь надо ду...

- Я понимаю только, что такие оскорбления не прощаются! - крикнул я и бросился на него с кулаками...

Это был человек невероятной силы. Первым же ударом он отшвырнул меня к противоположной стене корзины, и я на несколько мгновений потерял сознание.

Я пришел в себя, когда цилиндр, к которому была прикреплена наша корзина, с громким лязгом скользнул вниз, вобрав в себя ноги своего треножника, как ножки штатива фотографического аппарата.

Колбасник по-прежнему сидел на корточках с глазами, безразлично устремленными куда-то сквозь меня.

Надо мной склонились два солдата. Один из них, высокий, щеголеватый шатен, по разговору своему типичный "кокни", размахивал перед моим лицом фуражкой, как веером. Другой, рыжеволосый, с круглым и решительным лицом деревенского забияки, лил мне на голову воду из фляжки. Вода была совсем теплая и нисколько не освежала.

- И вы допустили, чтобы этот негодяй, - я кивнул на колбасника, оскорблял в вашем присутствии вашего офицера?

- Черт с ним, сэр! - прошептал мне на ухо рыжеволосый. - У нас с вами есть сейчас забота поважней.

- Этот социалистический ублюдок... - начал я снова, но на этот раз рыжеволосый перебил меня довольно резко:

- Право же, сэр, совершенно ни к чему впутывать в эту историю дискуссию о социализме.

- Да вы никак и сами социалист? - ужаснулся я. - Нечего сказать, в восхитительную компанию я попал!

Тут рыжеволосый позволил себе такое, что я не позволил бы и его величеству королю, - он заткнул мне рот своей грязной лапой!

- Прошу прощения, сэр, - быстро забормотал он, оглянувшись на заднюю стену корзины. - Кажется, нам нужно поторапливаться, если мы хотим спасти свои шкуры...

Я глянул в ту же сторону и увидел в стенке цилиндра нечто вроде иллюминатора. Сквозь его толстое стекло на нас смотрела пара больших, черных, очень холодных и неподвижных глаз. От этого взгляда марсианина мне стало не по себе, и я сразу потерял охоту обижаться и на колбасника и на рыжего солдата.

А тот мне тем временем торопливо шептал:

- Давайте выпрыгнем, сэр... Выпрыгнем и разбежимся в разные стороны. Всех им не поймать, это уже вполне определенно...

- Они нас сожгут раньше, чем мы сделаем первые пять шагов, ответил я тоже шепотом. - Подождем до ночи... Или пусть они хотя бы все вберут свои треножники.

Но прежде чем последний цилиндр опустился на землю, он подошел вплотную к нашей корзине. Три его щупальца схватили колбасника и двух моих солдат (они беспомощно извивались в их кольцах, как гусеницы) и переложили их в свою корзину. Затем этот цилиндр отошел ярдов на пятьдесят в сторону и тоже вобрал в себя треножник.

Мы остались вдвоем с рыжеголовым солдатом. Его зовут О'Флаган, Майкл О'Флаган. Рядовой, подносчик третьего орудия второй батареи. Рядовой, ирландец и, кажется, социалист!.. Нечего сказать, подходящая компания для майора из старинного рода, давшего Англии двух епископов, одного вице-министра и трех генералов!..

Мы услышали продолжительное шипение, словно выпускали пар из паровоза. Затем последовало какое-то тихое гудение, наш цилиндр завибрировал, и его верхняя крышка стала медленно вывинчиваться...

Вторник, 23 июня (продолжение).

Нет, они не отдыхали. Судя по всему, они вообще никогда не отдыхают. И не спят.

Я видел, как из двух цилиндров, пока третий с выпущенным треножником охранял их покой, вылезли и плюхнулись в яму восемь одинаковых круглых чудовищ, каждое ростом с невысокого мужчину. У них не было туловищ в нашем понимании этого слова. Они состояли из гигантских карикатурных подобий человеческого лица с большими немигающими глазами, с единственной барабанной перепонкой на затылке и клювообразными ртами, по обе стороны которого двумя пучками свисали отвратительные змееподобные щупальца. Головы-туловища и щупальца. И больше ничего. Они тяжело дышали в непривычной для них, слишком плотной атмосфере.

Видимо, они выползли посоветоваться о дальнейшем плане военных действий. На нас с О'Флаганом они обратили не больше внимания, чем человек на домашнее животное. Скользнули по нас безразличными взглядами и занялись своими делами.

Вскоре они вернулись в свои цилиндры, крышки над ними быстро завращались по нарезке, пока не завинтились до отказа. Потом оба цилиндра снова встали на треножники, и все три, развернувшись в каре шириной мили в две - две с половиной, двинулись в сторону железной дороги...

Это нельзя было назвать боем. Это была бойня. Против их оружия бессильны пушки и пулеметы. Невидимый тепловой луч, моментально сжигающий все, что попадется на его пути. В них можно попасть только с первого залпа или погибнуть.

Стоит им только обнаружить батарею или засаду где-нибудь на церковной колокольне, как они направляют на цель этот дьявольский тепловой луч, и все кончено.

Они сожгли несколько городков с такой легкостью, с какой мальчишка сбивает палкой головку одуванчика...

3

Среда, 24 июня.

Боже мой, они нас пасут!

Неясные подозрения охватили меня еще вчера вечером, когда марсиане, вернувшись на свою базу в пустоши, вышвырнули из цилиндров несколько трупов. Два из них мне удалось распознать. Это были обескровленные трупы моего солдата-кокни и колбасника.