Олдос Хаксли - Писатели и читатели

Избыток позитивной пропаганды вызывает у тех, кому она адресована, скуку и отвращение. Эксперты по рекламе прекрасно знают, что давление на покупателя можно повышать лишь до известного предела, иначе отдача быстро снизится или вообще станет отрицательной. В этом отношении политическая пропаганда не отличается от коммерческой. Так, большинство наблюдателей сходятся на том, что во время Данцигских выборов нацистские пропагандисты вредили сами себе, ибо Упротестовали слишком активноФ. Однако Данциг был свободным городом; оппозиции было позволено говорить, и для позитивной пропаганды не имелось почвы, созданной предварительным периодом умолчания и подавления. Каковы же результаты избыточной позитивной пропаганды в тоталитарном государстве? На этот счет у нас нет надежных данных. Тем не менее в этой связи представляется характерным падение тиражей немецких газет после прихода к власти нацизма. УПротестуя слишком активноФ и все в одной и той же манере, пропагандисты только вызвали у своих читателей отвращение. Suppressio veri имеет одно огромное преимущество перед suggestio falsi: чтобы ничего не говорить, не надо быть очень красноречивым. Позитивная пропаганда может надоесть людям; но там, где негативная пропаганда настолько эффективна, что альтернативы написанному и сказанному не существует, сохранить оригинальность суждений способны лишь самые независимые натуры.

Возможно, пропагандисты будущего будут столько же писателями, сколько химиками и физиологами. Пилюля, содержащая три четверти грамма хлорала и три четверти миллиграмма скополамина, приводит проглотившего ее человека в состояние абсолютной психологической податливости, такое же, как при глубоком гипнозе. Любое утверждение, воспринятое пациентом в этом искусственно вызванном трансе, проникает в самые глубины подсознательного и может породить стабильные изменения в образе мыслей и поведении. Во Франции, где этот метод исследовали в течение ряда лет, было обнаружено, что два-три курса внушений с использованием хлорала и скополамина могут изменить даже привычки жертв алкоголизма и неукротимых сексуальных пристрастий. Особенность этого средства состоит в том, что наступающая после сеанса амнезия имеет обратную силу: пациент не помнит даже о том, что происходило за несколько часов до приема наркотика. Поймайте человека врасплох и скормите ему такую пилюлю; он придет в сознание с полным набором убеждений, которые вы внушили ему во время транса, и не будет иметь ни малейшего понятия о том, каким образом совершилось его обращение. Пропаганда, сочетающая фармакологию с литературой, была бы безотказной и эффективной на сто процентов. Тут есть от чего расстроиться.

До сих пор я говорил о влиянии писателей, которые стремятся убедить своих читателей встать на определенную политическую или социальную точку зрения. Теперь нам следует рассмотреть методы воздействия на читателей как на отдельные личности. Влияние писателей в сфере индивидуальной мысли, чувства и поведения, пожалуй, еще более важно, чем их влияние в области политики. Но определить это влияние и количественно оценить его эффективность ? чрезвычайно сложная задача. УИскусство, ? сказал кто-то, ? есть отпущение греховФ. В лучших образцах искусства мы воспринимаем людей, вещи и ситуации яснее, чем в жизни, как будто они в некотором смысле реальнее самой реальности. Но это более ясное восприятие является в то же время менее личным и эгоистическим. Писатели, которые дают своим читателям возможность видеть таким более интенсивным, но внеличным образом, оказывают на них влияние хоть и трудно определимое, но, безусловно, глубокое и благотворное.

Произведения художественной литературы имеют и другой, более простой эффект: с помощью внушения они меняют характеры тех, кто их читает. Французский философ Жюль Голтье сказал, что одним из важных свойств человеческой натуры является Успособность человека мыслить себя иным, чем он естьФ. Он называет эту способность УбоваризмомФ по имени героини флоберовского романа мадам Бовари. До известной степени все люди живут под чужими именами, маскируются под кого-то другого, сознательно или бессознательно заимствуют чужой характер. Их УперсонаФ, если воспользоваться термином Юнга, возникает в большой мере благодаря подражанию. Иногда подражают живым личностям, иногда выдуманным или историческим фигурам; иногда добродетельным и полезным членам общества, а иногда преступникам и искателям приключений. Это может быть, по знаменитому слову Фомы Кемпийского, подражание Христу, а может быть подражание героиням романов Майкла Арлена; кто-то подражает Юлию Цезарю, а кто-то Будде; кто-то Муссолини, а кто-то Вертеру; одни Ставрогину, другие святой Терезе из Лизье, а третьи убийцам из грошовых детективов. Люди боваризируются, уподобляясь самым разнообразным персонажам, реальным или выдуманным. Иногда подражатель выбирает образец, похожий на него самого, но бывает, что расхождение между тем и другим очень велико. Угол между реальностью и избранной человеком персоной ? де Голтье называет его Убоварийским угломФ ? может быть тупым или острым. В крайних случаях этот угол может составлять сто восемьдесят градусов. Другими словами, истинный и заимствованный характеры могут иметь абсолютно противоположные свойства. Мне кажется, что для большинства из нас боварийский угол находится в пределах от сорока пяти до девяноста градусов.

Наставники всегда старались использовать боварийские тенденции своих учеников, а исторические и литературные образцы для подражания с незапамятных времен играли важную роль в этическом образовании. Однако и такие наставники, подобно всем пропагандистам, не способны предвидеть, как моральная пропаганда повлияет на их учеников. Иногда отклик оказывается положительным, иногда ? отрицательным. Мы еще слишком мало знаем, чтобы определить, каким он будет в каждом конкретном случае. Влияние книг, безусловно, очень велико; но никто, тем паче сами писатели, не может сказать, на кого они повлияют, каким образом и надолго ли. Крайней формой боваризма является паранойя. Тут человек играет роль так самозабвенно, что начинает полностью отождествлять себя со своим героем. Влияние книг на параноиков, должно быть, весьма значительно. Люди, страдающие манией преследования, часто воображают себя жертвами некоего дьявольского тайного общества, отождествляемого с какой-нибудь реальной организацией вроде масонов или иезуитов, о которой пациент прочел в исторических или чисто художественных сочинениях. При мании величия книги явно придают безумию пациента определенное направление. Мегаломаньяки считают себя божественными персонажами или лицами королевской крови, а не то и потомками великих деятелей истории, известных им только по книгам. Тут довольно материала для интересного медико-литературного исследования.