Анар - Контакт

Студент не мог поверить, что это тот самый дом, из которого час с лишним назад он ушел. Но то, что это был тот самый пустырь, сомнений не было. Странно, что перед обгоревшим домом почти в полной сохранности тянулся тротуар, а у тротуара на мостовой в длинный ряд выстроились машины. Тридцать тридцать пять наглухо зачехленных легковых машин стояли тут, судя по всему, очень давно. Могло ли быть такое — одна из машин в чехле, из тех, что стояла ближе к тому концу, где стоял студент, бесшумно тронулась с места и поехала по направлению к нему. Было полное ощущение, что машина едет сама, без водителя, какой водитель стал бы ездить в зачехленной машине? Машина подъехала ближе, студент увидел, что чехол держится только на крыше, а за рулем сидит молодой человек. Подъехав к студенту, он резко затормозил и окликнул его:

— Вы не знаете, где тут двадцатиэтажный дом?

— Двадцатиэтажный? — глухо переспросил студент.

— Мне сказали, что он находится на пустыре за сгоревшим пятиэтажным домом.

— За этим? — студент показал на мрачную громаду обгоревшего дома.

— Точно, — радостно ответил водитель, как бы впервые увидев этот дом. — Так мне и объяснили. Значит, надо объехать его справа и выйти к морю. Если и вам туда, садитесь, подвезу.

Студент открыл переднюю дверцу и опешил: в машине было два руля, два тормоза, два сцепления, два акселератора — все попарно.

— Не удивляйтесь, — сказал водитель с улыбкой, — это учебная машина. А сам я инструктор по вождению. Обычно сюда садится обучающийся, а я со своего водительского места контролирую его. Потому все и сдублировано — руль, сцепление, тормоз, газ… Да вы садитесь, садитесь, сейчас все, что на вашей стороне, отключено, не действует, так что сидите спокойно.

Студент сел. Водитель включил портативный магнитофон, полилась музыка, чуть меланхоличная. Поролоновые чехлы сиденья, мягкие рессоры, тихая музыка создавали удивительное ощущение уюта и удобства. Так, может быть, люди чувствовали себя только в материнском лоне — первой вселенной человека.

Они завернули направо, обогнули сгоревший дом, и студент сразу увидел свой небоскреб, теперь он светился всеми цветами вечерней радуги. Разноцветные занавески, абажуры, неоновые и обычные лампочки, светильники раскрасили окна, и многие жильцы — оказалось, что они давно и прочно обосновались здесь, — были на балконах: ели, пили, болтали, смеялись, переговаривались через этажи, слушали музыку, радио, смотрели телевизор. Дом жил «нормальной вечерней жизнью. Студент понял, что они подъезжают с тыльной стороны дома. Он же до сих пор видел только его фасад — вот, оказывается, в чем дело. Машина объехала дом и остановилась у булочной. Фасад был также ярко освещен, не было ни одного темного окна. Студент поднял голову — светилось и его окно.

— Большое спасибо, — с признательностью сказал он водителю, вылезая из машины. Перед самим собой ему стало неловко за недавние страхи. Взрослый мужчина, материалист и рационалист, студент — и такие первобытные, атавистические страхи. Стыдно!

Выходя из машины, он впервые внимательно взглянул на водителя, и его лицо показалось студенту знакомым. Водитель также вышел из машины и закрыл дверцу на ключ. Они вошли в разные подъезды. Где же он видел это лицо? Причем как будто совсем недавно. На лицо водителя, отпечатавшееся в сознании студента, накладывались размытые, расплывчатые черты какого-то другого лица, которое невозможно было зафиксировать.

В подъезде студента ждала кромешная тьма. Он зажег спичку, нашел кнопку лифта, нажал. Лифт опять ехал с какого-то очень высокого этажа. Двери его раскрылись, студент вошел в кабину, двери сомкнулись, и свет внутри потух. Студент опять чиркнул спичкой, нашел и нажал кнопку двадцатого этажа и с недоумением почувствовал, что лифт идет не вверх, а вниз, хотя он находился на первом этаже — на уровне земли. Страх, что лифт неисправен, что он проваливается в глубину шахты, в подвальный этаж, перешел в настоящую панику, когда студент понял, ощутил, что он спускается все ниже и ниже, все глубже и глубже. По элементарным временным расчетам, он спустился, по меньшей мере, на восемь этажей, нет, на двенадцать — четырнадцать, нет, чуть ли не на все двадцать этажей под землю. Он слышал, что в городах в некоторых больших домах в стратегических целях строятся подземные этажи, но сейчас в этом нескончаемом провале лифта в глубины земли он почему-то ощутил запах могилы, хотя и знал, что таких глубоких могил не бывает. Студент подумал, что наступил его последний час, какой-то совершенно нелепый, непонятный и необъяснимый конец. Внезапно в лифте ярко вспыхнул свет, и он тотчас понял, почему кабина с самого первого раза показалась ему странной: в ней было зеркало — прямо против дверей, и оно отражало дверь, но не эту, а другую, хоть и похожую, но все же не эту. Дверь, не существующую в кабине. Лифт остановился, и дверь — не та дверь, в которую он вошел, и не та, что отражалась в зеркале, а дверь в боковой правой стене, оказывается, там тоже была дверь, — открылась. Студент, подобно слепцу, ощупывающему ногами опору, осторожно ступая, вышел из кабины и увидел дверь своей квартиры. Вне всяких сомнений, это была именно она, дверь снятой им сегодня квартиры на двадцатом этаже с номером и с дощечкой без фамилии. „Очевидно, это какая-то болезнь — потеря чувства ориентации, направления в темноте, — подумал студент. — Лифт конечно же шел вверх, а мне показалось, что он идет вниз, точно так же и с дверью лифта. Как называется эта болезнь? Нарушение ориентировки, потеря чувства правой и левой стороны, ощущения правой ноги мне кажутся ощущениями левой, и наоборот. Точно, у меня вот эта самая болезнь. Завтра надо зайти к врачу“. Он нажал звонок и улыбнулся: слава богу, квартира не взорвалась.

Мгновенной вспышкой в сознании студента осветилось лицо водителя-инструктора и тотчас же совпало — с точностью слепка — с лицом бывшего соседа по комнате, абитуриента, с которым он, студент, сегодня встретился у доски объявлений. Это было непостижимо! Не могли два человека быть разительно похожи. И в то же время, если это был он, его сосед по комнате, почему студент сразу не узнал его? И почему, наконец, сам сосед никак не реагировал на студента, будто они вовсе не знакомы?

Студент повернул в замке ключ и вошел. Комната была ярко освещена. В передней свет не горел. Его чемодан стоял на прежнем месте. Студент вошел в комнату и оглядел ее с некоторым суеверным страхом. Все было на своих местах, так, как он оставил, — да и как могло быть иначе? Тахта, шкаф, стол, стулья, телефон с оторванным шнуром, настенные часы с накинутой простыней… А разве он не сорвал ее перед уходом? Очевидно, нет. Или сорвал, а потом снова набросил. Пепельница с единственным окурком, — кстати, он так и не купил сигарет. Фотографии…