Герберт Уэллс - Борьба миров (без указания переводчика)

Все это произошло так быстро, что я все еще стоял неподвижно, пораженный и ослепленный блеском огня. Если бы смерть описала полный круг, она неизбежно испепелила бы и меня. Но она скользнула мимо и пощадила меня, сделав окружающую тьму еще более жуткой и мрачной. Холмистый луг погрузился в кромешный мрак; только полоска шоссе серела под темно-голубым небом ранней ночи. Люди как будто исчезли в темноте. Вверху мерцали звезды, а на западе светилась бледно-зеленая полоса. На ней четко выделялись вершины сосен и крыши Хорзелла. Марсиане и их орудия были невидимы, лишь на тонкой мачте беспрерывно вращалось зеркало. Кустарники и стоявшие особняком деревья дымились и горели, а дома близ станции Уокинг окрашивали заревом пожара тихие сумерки.

Ничто не изменилось, если не считать этой грозной неожиданности! Кучка людей с белым флагом была уничтожена, а вечерняя тишина казалась по-прежнему безмятежной.

Потом я вспомнил, что стою здесь, на темном лугу, один, беспомощный, беззащитный. И страх обрушился на меня, словно какое-то тяжелое тело.

С усилием я повернулся и спотыкаясь побежал через кустарники.

Страх, который я испытывал, не был разумным страхом перед опасностью: это был панический ужас не только перед марсианами, но и перед окружающим мраком и тишиной. Я потерял всякое мужество и бежал, всхлипывая, как ребенок. Один раз я обернулся, но не смел остановиться.

Помню, у меня было такое чувство, словно мной кто-то играет, и что вот теперь, когда я уже почти в безопасности, вдруг таинственная смерть, мгновенная, как вспышка огня, вырвется из ямы и уничтожит меня на месте.

VI

Тепловой луч на Чобхемской дороге

До сих пор остается загадкой, каким образом марсиане могли умерщвлять людей так быстро и так бесшумно. Многие полагают, что им известен был способ концентрировать интенсивные тепловые лучи в совершенно непроницаемой для тепла камере. Эту конденсированную теплоту они направляли параллельными лучами на свои жертвы, пользуясь для этой цели полированным параболическим зеркалом, изготовленным из неведомого нам вещества. Примерно так параболическое зеркало маяка отбрасывает снопы света. Но никому не удалось выяснить эти подробности. Несомненно одно: здесь действовали тепловые лучи. Тепло, невидимое тепло, вместо видимого света. Все, что только могло гореть, превращалось в языки пламени от его прикосновения. Свинец растекался, как вода. Лучи размягчали железо и расплавляли стекло. А когда они падали на воду, она немедленно обращалась в пар.

В эту ночь человек сорок лежало под звездами вокруг ямы, обугленные и обезображенные до неузнаваемости, — и всю ночь луга между Хорзеллом и Мейбери были безлюдны и пылали заревом.

В Чобхеме, Уокинге и Оттершоу, вероятно, в тот же вечер узнали об этой бойне. Все это случилось тогда, когда лавки в Уокинге уже закрылись, а кучки народа, — торговцы и просто обыватели, — взволнованные распространившимися с утра слухами о марсианах, слонялись по Хорзеллскому мосту и между изгородями по ведущей на луг дороге. Молодежь, вернувшись с дневной работы, конечно, увидела во всем этом происшествии удобный повод для прогулки и флирта.

Вы можете себе представить, как гудели голоса на темной дороге.

До сих пор в Уокинге лишь немногим было известно, что цилиндр открылся, хотя несчастный Гендерсон послал велосипедиста в почтовую контору со специальной телеграммой для вечерней газеты.

Когда гуляющие по-двое и по-трое выходили на открытое место, они замечали кучки людей, которые возбужденно спорили и смотрели на вращающееся зеркало над песочными ямами; их волнение сообщалось и вновь пришедшим.

Около половины девятого, когда делегация была уже обращена в пепел, здесь собралась толпа человек в триста или даже больше, не считая тех, которые свернули с дороги, чтобы подойти поближе к марсианам. Среди них находились три полицейских (один конный), которые старались, следуя указаниям Стента, оттеснить толпу и не допустить ее к цилиндру. Не обошлось, конечно, и без тех озорников, которые по всякому случаю рады пошуметь и позабавиться.

Как только марсиане показались из своего цилиндра, Стент и Оджилви, предвидя возможность столкновения, телеграфировали из Хорзелла в казармы и просили прислать роту солдат, чтобы оградить эти странные существа от насилий толпы. После этого оба астронома вернулись к яме и стали во главе злополучной делегации. Рассказы об их гибели довольно близко совпадают с моим собственным впечатлением: три клуба зеленого дыма, глухое жужжанье и языки пламени.

Толпе, однако, было труднее бежать, чем мне. Этих людей спас только песчаный вересковый холм, задержавший часть тепловых лучей. Если бы параболическое зеркало поднялось на несколько метров выше, не уцелел бы ни один из очевидцев события. Беглецы видели, как вспыхивал огонь, как падали люди, как незримая длань, поджигавшая кустарники, быстро приближалась к ним в полумраке. Со свистом, заглушавшим гул, раздававшийся в яме, поднялся луч и мелькнул над ними; он опалил вершины буков, окаймляющих дорогу, раскалывал кирпичи, разбивал вдребезги стекла, воспламенял оконные рамы и разрушил часть крыши одного из угловых домов.

При треске и зареве пылавших деревьев охваченная паническим ужасом толпа несколько секунд колебалась.

Искры и горящие сучья начали падать на дорогу, кружились огненные листья, загорались шляпы и платья. С луга доносились вопли.

Все голосили и причитали. Конный полицейский, схватившись руками за голову, с криком поскакал среди общего смятения.

— Они идут! — завизжала какая-то женщина.

Тотчас же все повернулись и, расталкивая стоявших позади, стали прокладывать себе дорогу к Уокингу. Все разбегались вслепую, как стадо баранов. Там, где дорога становится уже и темнее, между высокими изгородями, толпа сгустилась, и началась отчаянная давка. Не обошлось, конечно, без жертв: две женщины и маленький мальчик были раздавлены и затоптаны. Их оставили умирать среди ужаса и мрака.

VII

Как я вернулся домой

Что касается меня, то я помню лишь, что ушибался о деревья и спотыкался в кустарнике. Надо мной навис невидимый марсианский ужас. Этот безжалостный тепловой меч, казалось, вздымался, сверкая, над моей головой, прежде чем обрушиться и уничтожить меня. Я выбрался на шоссе между переездом через железнодорожное полотно и Хорзеллом и побежал к переезду.