Роджер Желязны - Кольцо царя Соломона

Но не тогда вдруг задрожала та часть Скарла, что была мною, после чего ее заметили. Это произошло мгновением позже, когда, нервно анализируя себя, мы/я (?) обнаружил, что эхом откликаюсь на умонастроение существа. Потом все окончилось сюрреалистическим калейдоскопом, который я наблюдал таким несметным количеством глаз, что устал бы считать их.

Кольцо действует двояко. Или кольца. Она носила более сильное. Наше было просто дешевой подделкой.

Передача информации являлась несущественным достоинством кольца Соломона, помнишь? Его основной функцией было управление злобными сущностями, подчинение их поступков воле владельца кольца, подавление их воли нещадными, как раскаленное железо, командами.

Она ухватилась за разум Скарла/мой/наш (?) ураганом смешавшихся эмоций, поддерживающих эту атаку.

— Убей их всех! — последовал приказ.

Полагаю, Браун первым почувствовал, что происходит, потому что он вдруг резко включил прожектор.

Там стояла она, вздрагивающая от света, — гигантская горгулья с радужными крыльями и с усиками-антеннами, словно вытолкнутые штормом на гребень океанской волны черные морские водоросли.

Именно это зрелище, вне сомнений, и спасло всех нас. Несмотря на отданный приказ, Скарл и я оцепенели, потрясенные при виде… при виде правды, которую скрывал этот ваш символ, как будто из нашего разума светом вырвали музыку. И после вспышки вновь загрохотал приказ, словно удар грома:

— Убей их!

В ту минуту мы обезумели. Я видел Скарла своими глазами и через кафедральные окна ее глаз, я видел и себя через те же витражные стекла, а также глазами Скарла. Одновременно я/мы видели ее оба, и мы подчинились команде.

Раздался орудийный залп, и я выронил трубу исполинского органа, резонировавшего чему-то, что я, возможно, сумел бы распознать, если бы у меня нашлось время послушать.

Время шло, и однажды я снова услышал.

Команда повлекла за собой разделение. Хотя мы со Скарлом были по уму единым целым, приказ "Убей их!" воздействовал на две раздельные нервные системы, и я выхватил оружие первым. Это было так просто, хотя я не помню, как стрелял.

От психического перенапряжения я рухнул как подкошенный прежде, чем успел убить кого-нибудь еще, а может, причиной был свет, который замедлил ее реакцию, или внезапная смерть Скарла. Она потеряла управление и отступила. Отступила и команда землян, подобрав, как и противная сторона, понесенные потери.

В те краткие минуты, когда наш/и разум/ы были затоплены, убежище для здравого рассудка нашлось в мысленных одиночных окопах, которые вырыл Хейл. Я скорчился у подножий невротических волноломов, давно и далеко на улицах Фенстера сообщаясь с эдиповыми штучками. Я попеременно то хандрил, то ликовал, когда мои отцы награждали меня то колотушками, то конфетами, и всегда чувствовал себя обиженным, и всегда Скарлом, и всегда хотел знать, о чем они думают, чтобы знать, куда прыгнуть, и всегда хотел переделать их под себя, несмотря на то что смертельно ненавидел их. И всегда, Лиза, я помнил мать и тринадцатую карту главной арканы — Костлявую Жницу, Смерть, — кого я боялся больше всего на свете, но кому был вынужден каждый день бросать вызов, чтобы стать большим и ни в ком не нуждаться, и он был штурманом "Стального угря", а я — капитаном.

Мне понадобилось больше месяца, чтобы снова стать самим собой, но другим. Скарл — человек, который от воровства получал удовольствие всегда, когда мог удрать с добычей, — порадовался бы своему последнему приобретению. Он украл у меня часть разума и мимоходом оставил мне долю своего. Он забрал с собой меру моей преданности политике Круга, а меня оставил со злонамеренным, антисоциальным качеством, которое я посчитал за добродетель.

Я/мы полагаем, что муравьиная царица была права, что я/мы были правы относительно Мальмсона и что Храм стоит на фундаменте ложных принципов, а его стены возводятся невероятно высокой ценой — за счет расовой целостности тысячи чужих народов. По этой причине я решил взбунтоваться. Взаимопроникновение оставило мне способ, как это делать. Я теперь сам паралинг, а столкновение с твоим подобием на планете под названием «Мясник» предоставило мне полный диапазон возможностей кольца. Теперь и я могу понуждать к каким-либо действиям, изменять мысли, требовать проявления нужных эмоций.

— Ты все еще чувствуешь себя Скарлом? — обратился ко мне Хейл. И я ответил:

— Я и есть Билли Скарл. — И добавил: — Вполне возможно, что он запечатлел… — Слово в слово я проговаривал те же слова, что слетали с языка Хейла.

Макиавеллиевские глаза, словно нарисованные на кубиках льда черные кружки, встретились с моими, вопрошая.

— Я — Билли Скарл, — повторил я, — точно так же, как я есть я. Он таится в глубине моего разума и насмехается над видимостью морали, которой Круг маскирует пиратские замашки Земли. А еще Скарл дает понять, что за подобные проступки, только в меньшем масштабе, его едва не казнили.

— Мне наплевать на политику и политические методы, — сказал Хейл, — но ты являешься психиатрическим уникумом. В кои-то веки парапсихологический перенос черт характера и способностей личности! Мы собираемся написать статью!

— Мы собираемся пообедать, — заметил я.

— Но мы уже пообе…

— Да при малой гравитации Селены два обеда упакуются в нас с той же легкостью, что и один. А мы с тобой люди большие, с желудками, способными вместить уйму всякой всячины, разве не так?

— На что ты намекаешь?

— У царя Соломона было кольцо, — сказал я, — и передача информации являлась не единственным его назначением. Оно давало власть над всяким демоном, и я, Билли Скарл, ношу то кольцо в уме, как эмоциональный пояс целомудрия. Ты на стороне демонов, Хейл. Не все демоны, однако, злобные, и многих можно должным образом использовать на работе по строительству Храма. Я мобилизую тебя, чтобы ты распространял догмат о Многих Обителях и заселял их межзвездным братством. Я собираюсь похитить вашу философию, как барахольщик, а вместо нее оставить вам другую.

Печать Соломона (Шестиконечная звезда, образованная из двух переплетенных треугольников) раскаленным скальпелем обожгла мой разум, и немного погодя я спросил: "Что мы хотим на обед?", а он спросил: "Как насчет бифштексов?"

Вот и все, что я хотел рассказать тебе о том, как мы/я обедал/и вчера вечером (думаю, что это было вчера вечером; я еще не перешел на земное время). Я оставил доктора Хейла, уверив его в своем полном выздоровлении от скарло-невроза, и сел на ближайший «челнок» до Земли.

Я пишу эти строчки, дорогая, а смотровое окно уже полностью заполнено Землей — так же, как мой разум заполнен двойной памятью о тебе. Я думаю, Скарл любил тебя — насколько он вообще был способен любить, — а что до меня, так я всегда тебя любил. Через каких-то несколько часов я узнаю, кто из нас двоих (а может, и никто) пробудил, возможно, в тебе похожие чувства — когда поговорим о прошлом бессловесными пентаграммами нашей профессии. А еще я очень хочу привлечь тебя к своему крестовому походу — я говорю «привлечь», а не "принять в члены". Я верю, что у меня впереди чуть ли не столетие продуктивной работы. С такой квалицифированной помощницей, как ты, я бы использовал это время, меняя умы людей, которые являются умом Земли и душой ее политики. Если ты откажешься, то это будет стоить тебе всего лишь часа — пока не выветрится из памяти. Ты была такой чудесной вербовщицей, в тебе есть что-то, что Хейл называет харизмой.