Юлия Остапенко - Стигматы

Выручить меня могла бы разве что неожиданность, которая выиграет мне несколько секунд. Но что может удивить птичек-сестричек? Ха, разве что если бы я упал вверх, а не вниз… Не рухнул наземь — а раскинул руки и взлетел.

Замкнутый круг. Шаг за него… И — взлететь, а не падать.

— Что так по-оздно вернулся…

Я вздрагиваю, содрогаюсь всем телом, как будто меня ударил скат, хватаюсь за крышку люка в попытке удержать равновесие. Птички поднимают головы, тут же успокаиваются. Звуки арфы льются из окна подо мной, из-под моих ног, из-под земли, из могилы. Играет кто-то другой, Нерина поёт. В голосе тревога и насмешка; не знаю, чего больше. Не знаю, зачем она поёт. Я ведь ещё не уходил.

Я только собираюсь.

— А кидал ли собакам, лорд Рэндал, мой сын?А кидал ли собакам, о мой паладин?Да, подохли они. Постели ж мне постель,Я устал на охоте и крепко усну-у…

Шаг из замкнутого круга — и взлететь, а не падать.

Переброситься парой слов с привратником, выйти из замковых ворот, поднять воротник плаща, упрямо топтать истёртыми подошвами сухую землю, не сводя глаз с далёких горных вершин — и не думать о свободе, не думать, не думать, не думать!..

Остаться в этих стенах.

Расшнуровать воротник рубашки.

Молчать.

Слушать песню про лорда Рэндала, слушать, улыбаться, любить эту песню, любить ту, кто её поёт. Она ведь красивая. Песня и певица — они обе красивые. На самом деле.

— Я боюсь, ты отравлен, лорд Рэндал, мой сын,

Я боюсь, ты отравлен, о мой паладин…

Да, отравлен я, мать. Постели ж мне постель.

Я устал на охоте и крепко усну…

Слушать.

И… нет, не думать о свободе.

Ощущать её.

Здесь ведь дует ветер, правда? С моря. За горами мир, но он и за морем также.

Здесь можно думать о Гвиневер. Можно думать о местах, в которые хотел бы вернуться. О них можно думать где угодно. Место не делает свободным. Возможность вернуться тоже. В отличие от возможности не возвращаться — и ничего не терять при этом. Потому что на самом деле из колодца не видно звёзд. Так говорят. Но это неправда. Романтическая чушь, а я не романтик. Никогда им не был.

Гвиневер это всегда расстраивало.

Нерина плачет. Она говорит: что я не могу дать тебе, Рэндал? А ты можешь дать всё, девочка. Всё. Беда в том, что мне ничего не нужно. Ни от тебя, ни от мира, который ты у меня украла.

Мокро в ладонях… У меня последнее время часто мокро в ладонях: издёргался совершенно. Измучила ты меня, Рин. Что, ты больше не поёшь? Уже допела? Спой ещё. Это ведь очень красивая песня. Она про меня. Я устал на охоте и крепко усну.

Птички-сестрички бросаются ко мне с каменных зубьев, словно ожившие горгульи, в панике треплют крыльями, сгущая насыщенный солью воздух. Их железные руки впиваются мне в предплечья. В чём дело, родные? И не надейтесь, я не собираюсь прыгать с донжона. Я не умею летать. В отличие от вас. Давно хотел спросить:

вы-то летать умеете, почему же вы отсюда не улетите? Я знаю, что держит здесь меня — что держит вас? Тоже заклятие? Или неумение осознать себя свободными?

Осознайте, вы ещё можете. Вы ещё успеете… Это проще, чем кажется. Вы, главное, запомните: свобода — это не возможность пойти туда, куда вы хотите. Это возможность признать, что вам некуда и незачем идти. Потому что днём в колодце не видно звёзд. Может быть, видно ночью, но я никогда не проверял.

Топот внизу, под ногами, из-под земли, из могилы… Грохот крышки люка, паутина тонких белых волос, полные ужаса глаза. Зелёные. А мне всегда нравились карие.

Почему-то так мокро в ладонях.

— Что ты… сделал?.. Рэндал, что ты сделал?!

Я беспомощно поднимаю руки, на которых повисли птички-сестрички. С ладоней что-то капает… с них что-то капает.

— Как ты… прекрати! Останови это! О Боже, ты ведь истечёшь кровью!

Да? Но кого в этом винить, Рин? Это ты, а не я, привязала стигматы к чувству свободы. Ты думала, его невозможно ощущать в этих стенах. Я тоже так думал. И до той поры нам ничто не угрожало. До той поры мы были почти счастливы. Ты и я. А теперь мои ладони треснули, и из них быстро вытекает жизнь, которую ты так долго держала на цепи. Я не могу остановить её, не могу, правда же. Пусть уходит. Если ты можешь, останови.

— Боже, Рэндал… Боже, Боже! Как же ты так, как же ты! Ну прекрати, прекрати, пожалуйста!

Ты опять плачешь? Перестань. Я ненавижу, когда ты плачешь. Лучше спой мне.

Про лорда Рэндала. Про меня. Я устал.

И когда ты хватаешь вечно холодными пальцами мои руки, из которых по-прежнему течёт кровь, когда твои уродливые творения, так похожие на тебя саму, отступают, отворачиваются, взмывают в небо, когда внизу раздаётся истошное, умоляющее «Пшла-а!», вырывающееся из сухой глотки поломанной куклы, когда струны арфы рвутся где-то очень, очень далеко, мне на лоб падает первая капля дождя. Я хочу думать, что это дождь. Это моё право — решать, чьим слезам течь по моему лицу.