Филип Фармер - Прометей

--Похоже, поработали вы отменно,---раздался голос Холмъярда.---Что сейчас в повестке дня?

--Попробую незаметно добраться до убежища, взять боеприпасы и сахар,---объяснил Кэрмоди.---Успеете до моего появления закинуть туда грифельную доску, бумагу и карандаши?

--Вам не стоит делать записи,---сказал Холмъярд и нетерпеливо добавил:---Каждое ваше слово фиксируется, как я уже объяснял.

--Я не буду вести записи,---сказал Кэрмоди.---Я хочу научить их читать и писать.

Несколько секунд было тихо, и наконец послышалось:

--Что?

--А почему бы и нет?---осведомился Кэрмоди.---Даже сейчас я сомневаюсь, в самом ли деле они понимают меня. То есть я убежден на девяносто пять процентов. Но мне нужна стопроцентная уверенность. И если они смогут усвоить письменную речь, то не останется никаких сомнений. Да и кроме того, зачем тянуть? Не получится сейчас, попробуем позже. А если получится, значит, время ушло не впустую.

--Я должен принести вам свои извинения,---сказал Холмъярд.---У меня не хватило воображения. Я должен был подумать об этом шаге. Знаете, Джон, я без восторга отнесся к тому факту, что в силу чистой случайности для первой встречи с горовицами были отобраны именно вы. Я считал, что контактером должен стать подготовленный ученый, скорее всего я сам. Но теперь я признаю, что выбор не был ошибкой. У вас есть те качества, которые мы, профессионалы, слишком часто и слишком быстро теряем: энтузиазм и восторженность любителя. Представляя себе все трудности или даже невозможность решения, мы становимся слишком осмотрительны.

--Ну-ну,---смутился Кэрмоди.---Прошу прощения, но кажется, вождь собирает всех для какого-то большого перехода. Он бегает взад и вперед, выкрикивает непонятные односложные звуки и куда-то указывает. Кроме того, тыкает пальцем в сторону деревьев. О, я понимаю, что он имеет в виду. Почти все плоды съедены. И он хочет, чтобы мы последовали за ним.

--В каком направлении?

--На юг. В вашу сторону.

--Джон, примерно в тысяче миль к северу лежит прекрасная долина. Мы обнаружили ее во время последней экспедиции и обратили на нее внимание, потому что она расположена повыше, там прохладнее и имеются обильные источники воды. И там есть не только выходы кремня, но и залежи железной руды.

--Да, но вождь явно намерен вести нас в противоположном направлении.

Наступило молчание. Наконец Кэрмоди вздохнул.

--Я понял вашу мысль. Вы хотите, чтобы я повел их на север. Но вы же знаете, что это означает.

--Простите, Джон. Я понимаю, что это означает конфликт. И не могу приказать вам вступить в драку с вождем. Разве что иного выхода не окажется.

--Я склонен думать, что так и случится. Ничего хорошего в этом нет; я бы не назвал тутошнее место Эдемом, но по крайней мере эти создания пока не проливали крови. А теперь, поскольку мы хотим развить их способности, внушить им высокие понятия...

--Вы не обязаны это делать, Джон. И у меня не будет к вам никаких претензий, если вы просто последуете за ними и продолжите наблюдения, куда бы они не двинулись. Ведь мы и так получили куда больше данных, чем я мог мечтать. Но...

--Но если я не попробую перехватить бразды правления, эти существа еще долго будут находиться на низком уровне развития. Кроме того, нам надо определить, способны ли они овладеть хоть какой-то технологией. Так что... словом, конец венчает дело. Впрочем, так, кажется, говорят иезуиты. Я не иезуит, но готов принять посылку, на которой базируется данный довод.

Больше Кэрмоди ничего не сказал Холмъярду.

Он подошел к голенастому вождю, остановился перед ним, яростно затряс головой и, указывая на север, заорал:

--Мы идти туда! Сюда мы не идти!

Вождь перестал курлыкать и, склонив голову набок, уставился на человека. Его физиономия, там, где ее не покрывали перья, побагровела. Кэрмоди, естественно, не мог определить, чем объясняется такая реакция: растерянностью или яростью. Насколько он мог понять, его положение в этом сообществе было весьма неопределенным---с точки зрения сообщества. Ему не потребовалось много времени, дабы уяснить, что в нем существует определенная иерархия.

Большой горовиц мог помыкать любым членом стаи. Самец, по неписанным правилам подчинявшийся ему, не мог---или не осмеливался---оспаривать его авторитет, но имел право колотить любого, кто стоял ниже его. И так далее. Любой самец, кроме самых слабых и затюканных, мог гонять самок. Среди последних тоже, как и у самцов, существовала своя система соподчинения, хотя более сложная. Главенствующая самка могла господствовать над всеми товарками, кроме одной, которая могла командовать, как минимум, половиной остальных самок. Были и другие сложности, разобраться в которых Кэрмоди был пока не в силах. Хотя он заметил, что к юному поколению все относились с нежностью и заботой. Может, потому, что понятия родства тут были перемешаны. Тем не менее у молодежи тоже существовала своя система, кто отдает приказы и кто получает их.

Пока Кэрмоди не обрел никакого положения на социальной шкале. Похоже, к нему относились как к чему-то отделенному от всех прочих, считая его rara avis* непонятного происхождения. Вождь не делал поползновений определить Кэрмоди какое-то место, соответственно остальные тоже не пытались. Может, вождь осторожничал, потому что видел, как Кэрмоди уложил леоноида.

--------

* Редкая птица (лат.).

--------

Но теперь незнакомец стоял перед ним в такой позе, что требовалось или принимать бой, или отступать. Вождь слишком долго пребывал на вершине власти, чтобы принять такую мысль. Даже догадываясь, что Кэрмоди в принципе может уничтожить его, он не собирался сдаваться без боя.

Это Кэрмоди уяснил, глядя, как у горовица покраснела кожа на всем теле, как стала вздыматься грудь; на лбу у него вздулись вены, глаза засверкали---вскинув клюв, он сжал кулаки и тяжело задышал.

Хут, вожак, производил внушительное впечатление. Он был на полтора фута выше человека и обладал длинными мускулистыми руками и широкой грудью, а клюв с острыми зубами, которыми он раздирал мясо, и три острых когтя на пальцах ног давали понять, что он может вырвать у Кэрмоди сердце.

Но коротышка знал, что горовиц весит куда меньше человека его роста, ибо у него трубчатые птичьи кости. Более того, хотя вождь был, без сомнения, опытным и неустрашимым бойцом, да и сообразительным к тому же, он не имел представления о сложных боевых искусствах двенадцати планет. Кэрмоди же, как и любой человек, сумевший остаться в живых, умел наносить убийственные удары руками и ногами; много раз ему доводилось убивать или калечить противников.

Бой был ожесточенным, но коротким. Кэрмоди пустил в ход все свое искусство и очень быстро заставил вождя отступить; клюв его был окрашен кровью, а глаза остекленели. Кэрмоди нанес "удар милосердия" ребром ладони на толстой шее и, повергнув наземь бесчувственное тело Хута, встал над ним, тяжело дыша, покрытый кровью из трех ран нанесенных острым клювом и зубами, страдая от удара кулаком по ребрам.