Светлана Ягупова - Берегиня
В комнату вошла Людмила. Краем глаза я увидел, что русалочка тут же прекратила танец и спряталась в зарослях.
— Что с тобой? Тебе плохо, Виктор? — встревожилась Людмила. — Бледный какой! — Она полезла в сервант за корвалолом. — Пей, — протянула мне мензурку. Плохо соображая, что делаю, я опрокинул лекарство в рот.
— Ну все, все, — успокоил я жену.
— Приляг, — оказала она. — Может «скорую» вызвать?
— Еще чего! — вскипел я, желая чтобы она скорее удалилась, — так хотелось проверить, что это было на самом деле.
— Ладно, ухожу, — виновато сказала она, прикрывая за собой дверь.
В иное время я, возможно, пришел бы в неловкость оттого, что так грубо прервал ее, но теперь было не до оттенков. Я обернулся и увидел, что русалка вновь закружилась в танце. Выходит, и впрямь ей хотелось танцевать лишь для меня. И я тут же дал себе клятву, что никому не расскажу об увиденном — ни жене, ни детям, ни друзьям. Я боялся утратить, расплескать нечто, так щедро обрушившееся на меня, переполнившее меня до краев.
По утрам приходилось следить за тем, чтобы в комнате с аквариумом не оставался кот Ерофей. Дети несколько привыкли к русалочке, потеряли бдительность, и не раз приходилось видеть, как Ерофей, сидя перед аквариумом, жмурит свои хитроватые глазищи.
А тут, как нарочно, то в аквариум ненароком залетел Аленкин мяч, то Валера каким-то образом уронил туда перочинный нож. Но после того, как я однажды застал сына сидящим у аквариума с удочкой и наблюдающим за тем, как Берегиня рассматривает привязанного к леске земляного червяка, не на шутку испугался за русалочку и стал подумывать, не отвезти ли аквариум к себе в кабинет клиники.
Каждый день я теперь выкраивал минуту, когда в гостиной никого не было, чтобы пообщаться с Берегиней. Людмила подозрительно присматривалась ко мне. Ей явно не нравился мой вид, и она то и дело интересовалась, отчего я такой задумчивый, рассеянный и бледный, как Вертер. Я отшучивался. Между тем сослуживцы тоже заметили некоторую перемену во мне, и я забеспокоился: как стряхнуть с себя это русалочье наважденье. Что бы я ни делал, перед глазами стояла танцующая Берегиня.
Вернувшись из клиники, я объявлял Людмиле и детям, что мне надо поработать над историями болезней, и уединялся в гостиной. Для виду разбрасывал по столу бумаги, книги, подходил к аквариуму, притрагивался я его стенкам и, будто распахивая волшебную дверцу, слышал голос Берегини:
— Как дела?
Это было традиционным началом нашего разговора. Разумеется, я не спешил докладывать ей о своих докторских буднях, а сразу же начинал сам штурмовать ее вопросами, которые одолевали теперь и днем и ночью. Берегиня прекрасно понимала меня и отвечала довольно вразумительно. Правда, порой я задумывался: не сам ли с собой разговариваю? Но постепенно убедился, что психика моя в порядке. Информация, которую я усваивал, явно шла извне, а не была плодом моего воображения.
Меня тревожили вылазки Берегини на стенку аквариума: при неосторожном движении она могла легко свалиться. Поэтому я приспособил ей на углу аквариума сиденье, своего рода гамачок из полиэтиленовой пленки, в котором она без опаски могла и сидеть, и лежать.
— Загораешь? — улыбался я, увидев ее на пленке.
— Да, — кивала она. То есть, «да» отвечало в моей голове, ее же рот всегда был плотно сомкнут, и я каждый раз удивлялся, каким образом она общается со мной.
— Тебе снятся сны? — интересовался я.
— Снятся.
— Любопытно, что может сниться Берегине?
— Многое. Лес, речка. То есть мой дом, — отвечала она, и мне становилось неловко. Я смущенно успокаивал ее:
— Подожди немного, скоро приедет тетушка в отвезет тебя на твою речку. Только, пожалуйста, больше не любопытствуй и не попадайся на крючок. Все-таки почему никто, кроме меня, не видел вас, русалок?
— Откуда ты знаешь? Вспомни, что говорили о нас в древности.
— Мифы и сказки — плод воображения.
— Неужели ты до сих пор на поверил в мое существование? Мы древнее вас, людей.
— Чепуха, ты из сказки, — возразил я. — Случайная мутация в результате загрязнения окружающей среды.
Она, кажется, обиделась, потому что тут же скрылась в гротике.
— Почему ученым неизвестен твой род-племя? — допытывался я.
Она выглянула из грота, а потом выплыла на середину аквариума.
— Смотри!
Русалочка вдруг задрожала, завибрировала, стала расплываться, терять форму, и через минуту передо мной была уже не Берегиня, а какой-то уродливый головастик.
— Вот это да! — опешил я. И когда она вновь стала русалочкой, поинтересовался, почему она не применила эту предохранительную метаморфозу в то утро, когда я поймал ее. Она объяснила, что зацепилась за корягу, поранилась, и это помешало ей превратиться в лигуха — так назвала она головастика.
— Я открыла тебе слишком много. — Глаза ее погрустнели. — И теперь мне никогда не вырваться на волю.
— Вот оно что, — удивился я. — Так ты хотела, превратившись в лигуха, улизнуть от меня? А что, если бы я спустил этого лигуха в унитаз, а не выбросил в озеро, как ты надеялась?
Я даже зажмурился, представив, чем все могло кончиться. Вновь стало неловко оттого, что держу русалочку в неволе.
— Я, конечно, могу отпустить тебя в озеро, но там вряд ли ты найдешь своих.
— Они есть везде, в любом водоеме. Люди очень озабочены собой, иначе давно бы заметили нас.
— Нет, дорогая, лучше я попозже доставлю тебя туда, откуда взял.
Она встрепенулась и с надеждой спросила:
— Это правда? Ты обещаешь когда-нибудь выпустить меня?
— Конечно, — заверил я.
— С кем ты разговариваешь? — Я не заметил, как в комнату вошла Людмила, и слишком поспешно отскочил от аквариума. — Уж не с Берегиней ли?
— А ты что — ревнуешь? — попытался пошутить я.
Но Людмила была серьезной. Она подошла ко мне, положила на лоб ладонь и неожиданно расплакалась.
— Давай ее выбросим, — сквозь слезы сказала она. — Я чувствую, это все из-за нее. Ты стал каким-то другим, и сам не замечаешь, что с тобой творится. Мне уже и соседи говорят, не заболел ли Виктор Петрович — стал такой бледный, раздражительный.
Я успокаивающе обнял жену и увидел внимательный русалочий взгляд.
— Умоляю тебя, — как можно спокойней сказал я, — без меня ничего не предпринимай, русалка тут ни при чем. Если же с ней что-нибудь случиться, мае будет совсем худо. Дай слово, что не тронешь ее. Ну, хочешь, покажи ее соседям, знакомым. Ты даже не представляешь, как все будут удивляться, как весело станет в нашем доме.
Я тут же понял, что говорю не то, но уже было поздно: Людмила улыбнулась сквозь слезы и кивнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});