Эдуард Геворкян - Деревянные облака

– Хорошо у вас! И легко. Приятно немного сбросить вес, не ограничивая себя в питании. Кстати, я недавно инфор смотрел, назывался «Прогулка по Марсу». Такой контраст!

Он принялся пересказывать содержание инфора. Неудобно было его перебивать, но инфор этот сидел у нас в печенках. Месяца не проходило, чтобы его полностью или частично не давали по местному видео. Впечатляет, когда вместо пустыни с жалкой атмосферкой возникают переплетения цитрусовых джунглей или бескрайние папоротниковые степи. Потом в дневных вестях показывают новенький промкомбинат или возводимый с лязгом и грохотом синтезатор-десятитысячник, а вокруг на несколько километров все снова превращают в пустыню, в целях безопасности.

За сто пятьдесят лет освоения земная флора и фауна дали неожиданные мутации. Неизвестно кем завезенные ядовитые змеи, например, утратили агрессивность и ядовитость и превратились в огромные добродушные колбасины на потеху местной детворе. А вот встретиться с кроликом ночью в джунглях без оружия… Да и с оружием еще неизвестно, кто доберется раньше – вы до спусковой клавиши или кролик до вас!

Вот и выжигают все вокруг, а Валлон и его экологисты с похвальной регулярностью раз в неделю затевают на видео диспуты, неизбежно переходящие в скандалы. Неплохой парень Валлон, освоенец шестого года, но когда дело касается природы, совершенно теряет чувство юмора и звереет на глазах.

Недавно ставили очередной синтезатор, и он снова устроил шум. Я при встрече спросил его: если не выжигать полосу безопасности и вообще не ставить синтезатор, а вместо того заняться массовым отстрелом кроликов и другой живности на мясо?

Вопреки моим ожиданиям он не обиделся и даже обрадовался. Взял меня за ремень и долго объяснял, что разумная охота вполне может прокормить все население, синтезаторы же при всех своих достоинствах дают побочно немало токсичных отходов: пока на Марсе нет грунтовых вод в изобилии – это терпимо, но кто поручится за следующие столетия?

Экологисты любят пугать будущим. Меня в тот момент будущие столетия не интересовали, и поэтому я заявил Валлону, что на его «разумную охоту» для прокорма придется вывести все население.

Прокеш посетовал на недостаток времени. Я так понял, что это приглашение к «вечеру воспоминаний».

– Так вот, друзья мои, – начал он, сцепив пальцы на животе, – блестящий тупик, в который мы дружными рядами зашли много лет назад, стал тесен, и кое-кто собирается перелезть через стену. Возможно, будет принято решение о расконсервации двенадцатой модели экспериментальной обучающей системы.

– Что это даст? – пожал плечами я. – Ее же перебрали до последнего вкладыша! И вы тогда, помню, смеялись.

– Возможно, ничего не даст, – согласился Прокеш. – Она и не должна была давать ничего сверх того, для чего была предназначена. Несколько модифицированная система наглядного обучения, а никакая не машина времени, что бы там ни кричали горячие головы из компании Покровского. Правда, – на секунду он замялся, – есть у меня маленькие сомнения по поводу, как ты говоришь, последнего вкладыша, но именно маленькие!

Я не спорил. ОС-12 была одной из плановых разработок Института. Не больше. Правда, директор на ученом совете заявил, что она приведет к рывку в подготовке преподавателей, но ряд отделов к этому отнесся скептически, а нас, испытателей и наладчиков, их педагогический экстаз не воспламенял. Конечно, наше мнение учитывалось. Клюге, помню, с большим сомнением относился к этой идее. «Фантоматы, – шипел он сморщившись, как от кислого. – Имитаторы! Все эти фокусы добром не кончатся!»

Идея была богатая. Метод наглядного обучения. Настолько наглядного, что обучаемый становился как бы участником событий или явлений, составляющих предмет обучения. Лет двадцать назад активаторы нейроглии – фантоматы, как их прозвали в быту, – широко использовали в игротеках. Но после нескольких случаев помешательства, одно из которых со смертельным исходом, начались региональные скандалы, они, в свою очередь, привели к референдуму, а референдум – к запрету.

Карамышев вспоминал, что в детстве несколько раз подключался к игре «вторжение», а однажды пролез со старшеклассниками на многоходовую «катастрофу» для взрослых. «Это страшно, Арам, – рассказывал он, – когда вроде бы игра кончилась и ты идешь домой, вдруг земля трескается и вылезают огненные змеи с огромными зелеными глазами. Я долго потом гадал, в игре я или наяву».

Тем не менее яд в малых дозах был сочтен лекарством.

Фантоматы создавали полный эффект присутствия. Это несложно. У нас же, наоборот, работа велась на ограничение эффекта для выхода с позиции «соучастник» на позицию «наблюдатель-соучастник». Первоначально казалось, что все упирается в доводку активатора, потом доводка выросла в известную проблему Кольцова – Рихтера.

Одна из первых моих проб – имитация работы термоядерного блока. Я должен был ощущать себя сгустком плазмы. Проба неудачная, я чувствовал себя зрителем не очень качественной мультипликации. Четвертая проба – функционирование Т-лимфоцитов – прошла удачнее. Опять я наблюдал все со стороны, но при этом присутствовало ощущение опасности, постоянное ожидание нападения. Я был чужеродным белком.

Дальше – лучше. Гуманитарная серия сразу пошла, восьмую пробу наметили калибровочной. Пролет над партизанским краем, выброс контейнеров с оружием. Я был водителем непрочного сооружения из ткани и фанеры. В момент пробы я уже знал, что это, где, когда и зачем. Замерялись медленные потенциалы коры. И вдруг я очутился на снегу, в мертвенном оцепенении. Что-то происходило, рядом шевелились тени, как в тумане или тяжелом сне, и ни звука, только долгий тихий хруст, слабый треск, потом на секунду – комната, люди, грохот, и тут же я оказался в класс-кабине, а рядом бородатый дяденька с пистолетом в руках, парень и девушка…

– Происшедшее не могло произойти, однако произошло, – продолжал между тем наш гость. – Мы слишком увлеклись фактами, сразу начали строить модели и считать варианты. Ладно, я – всего лишь эксперт, случайно вляпавшийся по самые уши в эту чертовщину. Ладно, Покровский, он всего лишь физик и всего лишь дважды лауреат премии своего имени за научную смелость, и он всегда готов поверить в любую чертовщину, лишь бы создать под нее одну или две красивые теории. Но почему историки отнеслись спокойно?

– Они просто не поверили, – сказала жена. – Я сама историк, и я бы на их месте не поверила.

– Возможно, – кивнул головой Прокеш, – но никто не обратил внимания на то, что факты не увязываются между собой.

– Какие факты? – спросила жена.

Прокеш достал конверт, выбрал оттуда несколько пластинок и подошел к терминалу. «Где тут у вас… ага!»