Константин Бояндин - Этап

– Федя, что у нас? – поинтересовалась Мария.

– Сейчас узнаем. – Федей звали молодого человека в очках, клетчатой рубашке и джинсах. – Так, народ, процедура прежняя. Все подходим и заглядываем в каждое зеркало. Руками не трогать.

Николаев едва не улыбнулся, наблюдая, насколько серьезно все выглядят.

– Ты тоже! – Мария потянула его за рукав. – Делай, что говорят. Мы объясним! – она подняла руку ладонью вперед. – Не сейчас, ладно? Времени мало.

– Хорошо. – Николаев и сам успокоился. За последние пару часов случилось столько невозможного, что еще немного странного уже ничего не изменит. Он сделал, как велели: подходил к зеркалам, вглядывался в каждое несколько секунд, шел к следующему. Несколько раз из кармана выглядывала Кошка, но всякий раз смотрела в глаза отражению, шипела и пряталась снова. Не любит зеркала?

– Ждем. – Федор смотрел на часы на запястье. – Ждем и молчим.

Меня назвали одиннадцатым, вспомнил Николаев. Точно, их тут было десять. И что, у каждого есть что-то «волшебное»? Как бластер у меня, как трость и аккордеон у Петровича? Мысль не позабавила, не показалась безумной. И не было ощущения сна, наоборот: мерзкой, назойливой, неотгоняемой яви. Наиявнейшей яви.

– Черт! – вырвалось у Марии. Остальные кто покачал головой, кто вздохнул. Зеркала, как по команде, осветились, затем потемнели. А потом в каждом из них стал то появляться, то исчезать белесый след, словно стекло покрывалось инеем, и тут же он таял. След перемещался по зеркалам по часовой стрелке. – Двенадцатый! Неужели он здесь?

– Похоже, здесь, – подтвердил Федор и шагнул к одному из зеркал.

– Федя! Федя, не вздумай! – Мария бросилась к нему. Но Федор успел раньше. Едва только в зеркале появился и пропал «иней», Федор прикоснулся к поверхности стекла указательным пальцем.

Палец прошел насквозь. У Николаева чуть челюсть не отвисла.

– Видишь? – Федор показал палец. – Цел и невредим. Все, как я предполагал. Двенадцатый где-то рядом.

– Черт, черт, черт! – Мария прижала ладони к лицу. – И мы не нашли его!

– Зато мы нашли Сергея. – Петрович осторожно взял ее за руку. – Маша, не расстраивайся. Нас одиннадцать, верно? Найдем двенадцатого, не переживай.

– Да. – Мария вытерла глаза кулаком. – Все так. Так, народ, собираемся вместе! Сергей! – Она взяла его за руку. – Еще немного потерпеть, ладно? Как я скажу, возьми меня за руку, и держи, ясно? Внимание! Осталось две минуты!

– Две минуты до чего? – поинтересовался Николаев, силой засовывая Кошку назад, в карман. Вот убежит, лови ее потом! И пуговицы нет, карман не застегнуть. – Слушай, Кошка, сиди смирно! Убежишь – ловить не буду!

– До сброса, – пояснил Федор. – Маша потом пояснит. Ну или я, если раньше увидимся. Так, народ! Тридцать секунд! Сделать глубокий вдох, взяться за руки, и закрыть глаза!

Кошка вырывалась уже всерьез, еще немного – и начнет кусаться или царапаться.

– Сергей, руку! – Мария протянула свою. – Вот черт! Руку, быстро! Дай...

Она дотянулась и схватила Николаева за другую руку – за запястье. А сам Николаев почувствовал, что голова кружится, и едва успел сделать тот самый глубокий вдох.

Яркая вспышка, ощутимая даже сквозь закрытые глаза.

6

– Проснулся? – его осторожно взяли за плечо. Николаев поморгал – перед глазами постепенно прояснялось. Понял, что лежит на спине, что вокруг тепло. И что левой рукой держит что-то – похоже, портфель.

– Где я? – он уселся. Где-то в лесу. Хвойный лес, солнце, запутавшееся в кронах сосен. Лето.

Рядом сидела Мария. Все в том же черном плаще, черной повязке. Рюкзак – похоже, ее рюкзак – стоял рядом.

– Там, где и я. – Она улыбнулась. – Пока все, что знаю. Нормально? Голова не кружится, не тошнит? Меня первые три раза наизнанку выворачивало, вспомнить противно.

Вот сейчас он ее разглядел. И почему казалось, что она коренастая? Вовсе нет – стройная, не сказать – тощая. Длинные черные волосы – настолько черных Николаев не видел еще. А только что была коротко подстрижена. И глаза – темно-карие, завораживающие. Еще бы не хмурилась и не морщилась, ей это совсем не идет. Николаев понял, что в кармане куртки подозрительно пусто.

– А где...

– Вон там, – Мария махнула рукой. – Лизнула тебя в нос, и убежала. Охотится, похоже. Ну что, подъем?

– Подъем. – Николаев встал сам – на удивление легко, хотя только что казалось, что ноги не держат – и помог подняться Марии.

– Знаю, – она кивнула. – Что это было, кто мы такие, как я туда попал. Все с этого начинают. Можно тебя попросить?

– О чем?

– Не расспрашивай. Что-то мне хреново, злая я. Надо радоваться, наверное, а я злая. Не спрашивай пока, сама расскажу, как смогу. А сейчас идем – надо понять, где мы, и остальных найти.

– Они тоже здесь?

Мария кивнула и поймала его за руку.

– Бластер, – указала она на кобуру. – Проверь, где он. Если нет на месте, обычно где-то поблизости.

Бластер оказался в кобуре, но... все та же китайская дешевая поделка. Николаев для пробы «пальнул» в воздух – вспышки света, рокот. Недоуменно почесал в затылке.

– Это нормально, – Мария улыбнулась, и достала из-под куртки тот диск. – А вот моя игрушка. У меня таких три. Сейчас тоже – просто диск.

Старый-престарый видеодиск, картинка на верхней части почти вся слезла, но надпись еще читается: «Рыжая Соня».

– Так ты им хотела кошку... – Николаев провел ладонью по горлу.

– Им. – Мария спрятала диск. – В общем, так, Сергей. Без обид, да? Я последние дни сильно не в духе. Устала от всего этого. И у меня простое правило: если ко мне лезут, куда не просила – сразу в лоб. Ясно?

– Ясно. – Николаев огляделся. – Без обид. Кошка! Кошка? Кис-кис-кис?

– А имя у нее есть?

– Это и есть имя. А, вон она. Кошка! Мы уходим, ясно?

– Во умная! – поразилась Мария, когда заметила, что Кошка вприпрыжку мчится к ним.

– Вон там железная дорога, – указала Мария. – О, черника! Обожаю. Будешь чернику?

– А мы не торопимся?

– Всегда есть два дня минимум. Пять минут ничего не решат, а мне ягоды хочется.

– Ладно, привал. – Николаев выпустил Кошку – погулять – и зверек тотчас умчался куда-то в сторону. А сам Николаев уселся на ближайший пенек и открыл портфель.

Паспорт лежал, где и раньше, но теперь в нем значилось: Семенов Владислав Петрович. Очень мило. Еще два-три раза, и начну забывать, кто я на самом деле, подумал Николаев. Как это понимать? Ладно, обещала рассказать – подождем. В портфеле валялись еще какие-то бумаги, но то были чертежи, без пояснений и наименований. Не то склады, не то еще что-то. Надо ими тщательнее заняться, но не в лесу. И все та же пачка денег, на вид – тысяч пятьдесят.