Мариэтта Чудакова - Мирные досуги инспектора Крафта

— Ну что ж, у вашего мужа очень плохая память, только и всего, — сказал Крафт и снова подумал: «Какая красавица!»

— Ах нет, мистер Крафт, поверьте, что это не так. Иногда он помнит такие подробности, каких не упомнить никому другому. Да и как бы он мог с плохой памятью столько лет работать в их офисе, где надо держать в голове столько сведений сразу?

Крафт молча пожал плечами.

— И еще одно, — женщина на секунду замолчала.

— Рассказывайте все, миссис Брауде, — сказал Крафт. — Несущественное может оказаться существенным.

— Все это так трудно объяснить, — миссис Брауде вздохнула. — Я не хочу сказать о своем муже ничего дурного, но он бывает порой таким невнимательным… Вчера он так грубо мне ответил. Я спрашиваю его: «Не правда ли, Джонни, как хорошо было вчера в парке»? А он отвечает: «Не знаю, о чем ты говоришь». Он не может не знать этого! Это я не знаю, почему ему угодно говорить грубости, когда только вчера он был так нежен, предупредителен… Плохая память! Да он прекрасно помнит все, что было десять лет назад, как он встретил меня, о чем мы говорили в первый, во второй и в третий раз, — помнит то, что я и сама уже стала забывать! Нет, нет, память не виновата. Я сама не знаю, в чем тут дело!

— А он… любит вас? — осторожно спросил Крафт. — Я хочу сказать, любит ли он вас как муж, как возлюбленный?

Миссис Брауде покраснела:

— О да, мистер Крафт, Джон любит меня, и очень. Я думаю даже, что мне на редкость повезло. Во всяком случае, когда я говорю подругам, они просто не верят мне… Понимаете, каждый раз, когда мы остаемся одни, он смотрит на меня с таким восторгом, будто видит впервые. Да, он любит меня без памяти, — сказала женщина с убеждением, — но, право, он бывает порою убийственно равнодушен!

Одна лишь фраза из всего этого лепета вызвала у Крафта какое-то раздражающее чувство. «Он любит меня без памяти», сказала женщина, и в сознании Крафта эта шаблонная фраза внезапно распалась на отдельные слова, и слова эти обрели первоначальный смысл.

Странные мысли стали закрадываться в голову Крафта. Например, пришло ему в голову, что человек, о котором рассказывает эта женщина, и не подозревает, что он женат. Но Крафт и сам не мог объяснить себе эти мысли.

Крафт обещал миссис Брауде пойти в офис Джона и побеседовать с его коллегами. Те, кто особенно хорошо относились к Джону, тоже были обеспокоены и опасались, не болен ли их приятель. От них Крафт узнал, что новая работа Джона Брауде была интересна и перспективна, что он все больше и больше увлекался ею, когда произошел этот странный случай.

Крафт зашел и в комнату на 8-м этаже, где сидели двое прежних сотрудников Джона, искренне к нему расположенных, и попросил их вспомнить, с какими словами вошел мистер Брауде в то утро в эту комнату. Обоим запомнилось, что Джон, забыв поздороваться, что никак на него не похоже, заговорил сразу о делах, начав примерно так: «Так вот, первое из моих соображений таково…»

Крафту вдруг пришло в голову спросить, а о чем говорил Джон месяцем раньше, в тот день, когда ему предложили перейти в другую группу и заняться новой работой. Этого, никто, разумеется, не помнил. Но Крафт уже не мог отделаться от своей мысли. Он разыскал секретаря конторы, недавно по старости оставившего службу. Именно этот человек, славившийся точностью своей памяти, заходил в тот день в комнату Джона, чтобы вызвать его к шефу. Сухой и подтянутый старик принял Крафта в своем блиставшем порядком доме стоя. На обращенный к нему вопрос он ответил бесстрастно, почти не задумавшись: «Разумеется, помню. Мистер Брауде говорил тогда, обращаясь к своим коллегам: „По этому поводу у меня есть несколько соображений…" Шеф спешил, и я был вынужден прервать мистера Брауде на полуслове».

Крафту оставалось только откланяться. Его очень смутная гипотеза о прерванном времени, похоже, подтверждалась.

Оставалось узнать еще одно, и самое главное — в каких именно обстоятельствах время прерывалось для Джона Брауде и погружало его в пучину беспамятства. Видимо, это случалось не так уж часто, если, обладая такой особенностью психики, он оставался хорошим служащим и неплохим семьянином.

Миссис Брауди еще не раз приходила к Крафту, и он задавал ей разные вопросы о ее муже.

— Любит ли он стихи?

— О да! У Джона тонкая душа. Иногда он читает томик Шелли со слезами на глазах. Но лучше не спрашивать его об этом на другой день — он не помнит ни строчки. Зато дрянной роман, который он читает зевая, при случае перескажет до малейших подробностей. Нет, Джон странный человек! — восклицала она, и настоящее страдание мелькало тогда в ее глазах. Она несомненно была умна и наблюдательна, и горячо любила своего мужа. День ото дня она становилась тревожнее.

Крафт попросил миссис Брауде расспросить у мужа, только что вернувшегося из Парижа, — что же особенно поразило его в парижских музеях. На следующий день она сокрушенно рассказывала Крафту, что муж не смог назвать ей ни одной из лучших картин Лувра и упоминал лишь о самых посредственных мастерах, чьи работы, по его же собственным словам, не произвели на него никакого впечатления.

Наступил момент, когда в воображении Крафта окончательно прояснилась необычная судьба Джона Брауде. Этот человек был лишен одного из главных благ, дарованных нам, — памяти чувства. Он был обречен сразу же забывать именно то, что особенно глубоко его взволновало. Нахлынувшее на него чувство непонятным образом смывало в его памяти свои собственные следы.

Почему же окружающие не замечали эту резкую особенность и только несколько сравнительно недавних случаев взволновали его близких? По-видимому, жизнь этого человека не доставляла ему сильных впечатлений. Увлечение, радостное волнение редко посещали его, и когда в последние годы таких эмоций в его жизни стало больше, — провалы памяти стали заметнее. Изобилие острых ощущений неминуемо грозило Джону Брауде серьезнейшими затруднениями в общении с людьми.

Подозревал ли он обо всем этом сам? Вряд ли. И именно это обстоятельство усиливало жалость Крафта к незнакомому ему человеку. Слепой знает, что он слеп, и калека знает, что у него нет ног, а этот несчастный даже не знал, чего он лишен. Да, несчастный, потому что зачем и даны нам минуты счастья, если не затем, чтобы без конца потом тревожить нашу память, давая сладкую и горестную возможность пережить все заново?..

Наконец Крафт решился объяснить все миссис Брауде. Он полагал, что жизнь человека, в такой степени ущербного, небезопасна, что его относительное благополучие — случайность и оно может окончиться когда-нибудь крахом, если рядом с ним не будет кто-то, осведомленный о действительном и печальном положении вещей.