Герман Чижевский - В дебрях времени

Этим рыбам помогло то, что в их плавниках было больше мускулов и сам плавник напоминал лапу. Их плавательный пузырь, оплетенный сетью кровеносных сосудов, еще не был легкими, но уже не боялся воздуха. Если бы не недостаток кислорода, то рыбы не стремились бы выйти на сушу, ибо здесь эти нескладные создания были в большей безопасности, чем в родной стихии. Так, ковыляя на плавниках, они добирались до затонов, берега которых заросли растениями.

Плавники были парными - передние и задние - и довольно мясисты, а их длинные стержни покрыты чешуей. У некоторых из кистеперов плавники расщепились на пять гибких лучей; такими конечностями было удобнее пользоваться на суше: мускулы четко сгибали их в сочленениях, отдаленно напоминавших пятипалую кисть. Кистеперы уже утратили ненужный на суше рыбий хвост, он вытянулся и остался без плавника. Кости их головы разрослись в плоские тяжелые костяные щиты, костяные бляхи усеивали кожу. Тела, цвета тины, были сплюснуты и широки.

Некоторые кистеперые рыбы - остеолепиды - оказались наиболее склонными к прогрессивным переменам, они-то и дали начало первым четвероногим.

Растения в девоне, а это был уже девон - триста десять миллионов лет назад, мало напоминали те, что мы привыкли видеть вокруг себя. Выросшие в иле, невысокие, они казались ветвящимися трубочками. Внутри трубочек проходил древесный остов, не позволявший им обвисать, а на верхушках над водой набухали темные гроздья спор. Их мелкую пыль разносил ветер, и на влажном жирном иле каждая пылинка прорастала в новую зеленую трубочку.

...Вдруг внезапный всплеск вернул меня к действительности. Спугнув стайку мальков, большой кистепер, спасаясь от хищника, выпрыгнул на сушу. Вихляясь и изгибаясь, он поволок свое неуклюжее туловище по растрескавшейся глине. Он словно шел на плавниках, да и были ли они уже плавниками? Скорее всего это были плавники-ноги.

Но пора в путь. Я медленно потянул рычаги.

В СУМРАКЕ БЕЗМОЛВНЫХ ЛЕСОВ

Силурийский период остался далеко позади, пора было тормозить, но меня вновь охватило отвратительное чувство беспомощности и страха. Даже сейчас мне неприятно вспоминать об этом, но тогда волнение достигло наивысшей степени. Моя рука с побелевшими суставами рефлексивно сжимала рукоять.

- Ну, кажется, пора, - как можно тверже сказал я вслух самому себе, когда стрелка на указателе поползла через первые миллионы лет каменноугольного периода, и судорожным движением нажал на рычаг.

Когда машина остановилась, я опять обнаружил, что сижу с зажмуренными глазами. Воздух был теплый и влажный, в нос бил отвратительный запах гнили. Я открыл глаза, но ничего не увидел. Меня окружала кромешная тьма. Тогда я сообразил, что оказался в одной из бесчисленных ночей середины каменноугольного периода.

Прислушиваясь к странным шорохам, я безуспешно пытался нащупать в рюкзаке фонарь, но нашел только спички. Никогда еще ночь не казалась такой непроглядной. Тропические ночи на экваторе в наше время могли показаться прозрачными сумерками по сравнению с обступившей меня угольной чернотой.

Но если мне не могли помочь глаза, то другие органы чувств не бездействовали. В особенности обоняние. В жарком воздухе стоял густой, тяжелый смрад застойных маслянистых болотных вод, болотных трав и сырой ржавой заплесневелой земли. Временами к душному тошнотворному запаху гниющих растений и трупов примешивался дурманящий запах грибов и, что было уже совсем непереносимо, удушливая вонь сернистых газов. Дышать в этой затхлой оранжерейной атмосфере было трудно. Кислорода явно недоставало, ритм дыхания учащался. Теплая липкая сырость невидимым покрывалом легла на лицо и руки.

Во мне вдруг проснулся острый интерес к этому игравшему со мной в прятки миру, и я чиркнул спичку... Но едва вспыхнул маленький огонек, как совсем рядом раздались звуки, похожие на глубокие затихающие всхлипывания. Я поднял спичку над головой, но только угол рамы моей машины тускло блеснул во тьме.

Эти жуткие всхлипывания напоминали жалобные стоны человека, передаваемые по уличному громкоговорителю. Странное гулкое эхо наполнило все пространство вокруг.

Вторая зажженная спичка вырвала из мрака буро-зеленый огромный ствол, который, как многоглазый великан, глянул на меня ромбическими струпьями от опавших листьев. Я судорожно вытащил сразу несколько спичек, зажег их и смотрел, смотрел, не в силах оторваться, на жесткие выпуклые ромбы на шкуре живого патриарха каменноугольных лесов - лепидодендрона диаметром в три или четыре метра... А по сторонам его из отпрянувшей темноты смутно выступили силуэты других величественных колонн.

У подножия этих гигантов, в зеленых пузырях накипи и в какой-то ядовитой поросли, виднелись их ветвящиеся корни; от ствола отходил в сторону один крупный корень, который затем расщеплялся надвое, и так несколько раз. Окаменелые пни с такими огромными корнями палеонтологи называют стигмариями.

Догоревшие спички погасли, и в ту же секунду дремотную тишину всколыхнул квакающий рев. Как будто взревел огромный бык, захлебываясь и пуская пузыри в невидимой воде. Этот крик гулко разнесся в отдалении, и снова вспугнутое эхо заметалось в недрах полузатопленного молчаливого леса от ствола к стволу, то убегая и замирая, то возвращаясь и проносясь где-то поблизости, пока не утонуло в мягкой замшелой чаще.

Я истратил полкоробка спичек, стараясь разглядеть ближайшие метры окружавшего пространства. Потом я долго сидел в кромешной тьме и в душных испарениях, нетерпеливо ожидая рассвета и едва удерживаясь, чтобы не спрыгнуть с кресла и устремиться в недра каменноугольного леса.

Внезапно небо на западе озарилось кровавым светом. Видимо, где-то за горизонтом началось извержение вулкана, но я даже не обернулся, пораженный видом фантастических силуэтов четко выступивших на фоне словно подожженных туч.

Перистые канделябры, гигантские пушистые хвосты, чудовищные шишки листьев по концам развилин и ажурные, тончайшей работы кружева ветвей, похожие на пальмы, но с рисунком изящней и нежней, заткали пылающий небосвод в сорока - пятидесяти метрах над моей головой.

Это была буйная флора примитивов. Мхи, плауны, хвощи и папоротники наших дней довольствуются положением, мало отличным от удела трав. Грибы, как известно, тоже не претендуют на видное место в современном учебнике ботаники. Но здесь эти растительные чудовища, насквозь пропитанные дурно пахнущей гнилой водой, превзошли по пышности величавую и расточительную щедрость нынешних тропических лесов.

Я засмотрелся на прямые, как колонны, без ветвей сигиллярии, похожие на ламповый ершик с густой щетиной из листьев, потом перевел взгляд на рубчатые стволы лепидодендронов с редкими, похожими на растопыренные пальцы ветвями. А позади меня тонула в красноватой мгле поросль гигантских тридцатиметровых каламитов, похожих на тысячекратно увеличенные хвощи. Каламиты поднимали над водой десятки ярусов палочковидных звездчатых ветвей, кружками опоясывавших ствол.