Юрий Медведев - Чаша терпения

- Бросайте все! Бегите наверх! Иначе смерть! - закричал Мурат.

Все кинулись спасаться, продираясь сквозь заросли барбариса и ежевики. Я тоже помчался было за Муратом, но вскоре остановился как вкопанный: ужаснула мысль об оставляемой на произвол стихий гробнице.

- Олег, ты что, вывихнул ногу? - встревожился Мурат.

- А Снежнолицая! Вдруг пострадает при землетрясении? Я пойду к ней! - И я повернул назад.

- Куда? Вниз? Ни с места!

- Может, прикажешь поднять руки вверх? - рассвирепел я.

Мурат появился во тьме и влепил мне такую звонкую затрещину, что я не устоял на ногах и повалилсяг на склон, но живо вскочил, собираясь расправиться с обидчиком. Мы сцепились, тяжело дыша. Мне было легче волочить его вниз по склону, но он сумел змеиным яодныром оказаться у меня за спиной и больно заломил правую руку.

- Наверх! Или прикончу как шакала!

Его крик растворился в. грянувших потоках ливня, словно над нами разверзлось озеро.

- Мы с тобой расквитаемся. Рваное Ухо, - злобствовал я, подталкиваемый сзади Муратом. Руку мс:о он так и не отпустил, пока мы не оказались высоко на холме. Я начал разминать затекшее плечо. И в это время внизу прогрохотала всесокрушающая громада селя.

Она была не видна за сплошной стеной дождя, но земля заходила ходуном, как будто под нашими ногами были не твердейшие скальные породы, а стог сена.

Вскоре со скоростью курьерского промчалась следующая громада, затем еще и еще...

Лило до рассвета. Мы промокли и продрогли. Мурат ушел, скорее всего к своим буровикам. После перепалки внизу он не сказал мне больше ни слова.

Солнце еле выползло. От кустов и травы поднимался пар. Я решил никого не искать и спуститься вниз. Сапоги на мокром склоне скользили, как по мазуту. Когда заросли поредели, сквозь редкие плети ежевики, свисавшие с облепих, открылось печальное зрелище. Оно и поныне стоит у меня перед глазами.

По урочищу Джейранов проволоклось железное чудовище, внеземной мастодонт, бессмысленно разрушивший все на своем пути. Буровая вышка была смята в лепешку, как хлипкая модель из алюминиевой проволоки, и заброшена за скалу. Там и сям чернели обляпанные грязью огромные валуны, оставленные селем, вперемешку со стволами ободранных тянь-шаньских елей. Деревья были сломаны, как соломинки. Наш лагерь исчез, на его месте блестела мутная лужа.

А гробница! Что сталось с находкой? Я. встал на край небольшого обрыва, ища контуры крепостной ограды со стороны реки. И не нашел ограду. Она была как ножом отрезана и унесена селем. Вместе с обсерваторией. Вместе со Снежнолицей. Там теперь тащилась по камням смирная река, обживающая новое русло. И не река даже - ручеек.

Вот и меня настигла из тьмы веков стрела с кровавыми иероглифами. Она впилась в сердце, я зашатался, и, чтобы не упасть, схватился за ветку дикой яблони.

Вслед за дождевыми каплями яблоня осыпала меня желтыми сплюснутыми плодами с розовыми прожилками. Яблоки глухо простучали по обрыву и закачались на бурой воде.

Как во сне, спустился я к дворцу, приблизился к срезу земли, пропаханной клыком разъяренного вепря, проклятого селя. Подо мною в зловонной жиже плавали обезображенные туши двух круторогих козлов-тэков, кабана, нескольких птиц: то были голенастые коростели. Справа на валуне блестела мокрой шкурой мертвая рысь. Я не смог сдержаться и начал всхлипывать.

Глотая слезы, я посылал проклятье горам, лавинам, разбухшим от дождей озерам над альпийскими лугами, селю, насыщающему утробу из этих озер.

Чья-то рука тронула меня сзади за плечо. Я порывисто оглянулся.

- Зачем плачешь как девушка? - тихо спросил Мурат. - Мужчины не плачут.

Был он в мокрой ковбойке, левая щека разодрана.

- Проваливай! - сказал я. - А то заплачешь тоже.

- Больше всего вышку жалко. Красивые на ней были лампочки, - сказал он невозмутимо.

И тут меня взорвало. Я схватил его обеими руками за грудки и принялся бешено трясти.

- Вышку жалко, вышку, да? А Снежнолицую не жалко? Сам знаю, плакать или плясать. За что меня вчера грозил прикончить как шакала? Зачем руку заламывал как уголовнику? Останься я здесь - и ее не тронул бы никакой сель! Да, не тронул! Проваливай, Рваное Ухо!

В детстве я страдал припадками эпилепсии и хорошо помню то блаженное состояние, которое охватывает все тело перед забытьем. Припадки не повторялись лет десять, но теперь я почувствовал: наваливается, накатывает опьяняющая волна.

- Проваливай, Рваное Ухо! - опять выкрикнул я в побледневшее Муратове лицо.

...А дальше - "бред небытия, кровавый отсвет забытья, видений Дантовых кошмары; разбой, насилия, пожары, разврат, распад державы, мор, предательство друзей, позор".

Слова сплетались в многоцветные хороводы, кивали, подмигивали, слетались и вспархивали стаей снегирей, рифмуясь с тою легкостью, с какою текла в древности речь сказителей и гусляров.

"...Корнями ясеня обвитый, в накрапах сизых грязевых, о брат мой, коростель убитый, что там, в пустых глазах твоих? В ликующем многоголосье лишь ты молчишь, и божий день к созвездью Лебедя уносит твою распластанную тень".

И надо всем - неутешные причитания владыки Бекбалыка, расплавляющие камни гробницы.

...И нескончаемо длился мучительный дьявольский сон.

3. Княгиня радости

- ЗОНА. А ВОТ ЧТО СКАЗАЛ АРИСТОТЕЛЬ:

"ЦЕНА ЛЮБОГО ПРЕДМЕТА ЗАВИСИТ ОТ ЕГО КРАСОТЫ. У КРАСИВЕЙШИХ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ РАБАМИ". ОН ПРАВ. РАЗВЕ ПЛОХО НАХОДИТЬСЯ В ПОЛНОЙ ВЛАСТИ У КРАСОТЫ?

- ЛЮБОЕ РАБСТВО ОТВРАТИТЕЛЬНО. КРАСОТА - ДОСТОЯНИЕ ВСЕХ. ОНА ПОДОБНА ШИРОКОЛИСТВЕННОМУ ДРЕВУ В ЗНОЙНОЙ ПУСТЫНЕ. ДРЕВО УТОЛЯЕТ ЖАЖДУ ПЛОДАМИ, ОДАРИВАЕТ ЦВЕТАМИ И ПРОХЛАДОЙ. НЕУЖЕЛИ ТЫ ЗАХОЧЕШЬ ЗА ЭТИ ЩЕДРОТЫ УВЕЗТИ ДРЕВО С СОБОЙ?

- ТАКИХ БЕЗУМЦЕВ ВО ВСЕ ВРЕМЕНА БЫЛО НЕМАЛО. И НЕ ТОЛЬКО ТЕХ, КТО ДОВОЛЬСТВОВАЛСЯ ГАРЕМОМ. СЛУЧАЛОСЬ, ОДИН НАРОД УСТРАИВАЛ ОХОТУ НА ДРУГОЙ НАРОД.

РАЗРУШАЛИСЬ ПРЕКРАСНЫЕ ГОРОДА, ИСПЕПЕЛЯЛИСЬ ДВОРЦЫ И ХРАМЫ, ИСТРЕБЛЯЛОСЬ ВСЕ ЖИВОЕ, КРОМЕ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН. ИХ ОБРАЩАЛИ В РАБЫНЬ, ПРОДАВАЛИ КАК СКОТ.

- НО ВСЯКИЙ РАЗ В ИСТОРИИ ДОБРО И СПРАВЕДЛИВОСТЬ ТОРЖЕСТВОВАЛИ.

- ТОРЖЕСТВОВАЛИ? В УЖАСАЮЩИХ СЕЧАХ, ГДЕ ПОГИБАЛИ ЛУЧШИЕ, ХРАБРЕЙШИЕ. ПУТЬ КРАСОТЫ ОТМЕЧЕН СТЕНАНЬЯМИ, КРОВЬЮ, ВРАЖДОЮ. ТАК УЖ УСТРОЕНО МИРОЗДАНЬЕ.

- ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ, ПОЛАГАЯ, ЧТО РАЗУМНЫЕ СУЩЕСТВА ПОВСЕМЕСТНО В МИРОЗДАНЬЕ ВРАЖДУЮТ;..

Приехавший вместе с главным археологом Казахстана Сергей Антонович нашел меня в горячечном бреду. Температура доходила до сорока. Меня заворачивали в мокрые холодные простыни: кто-то вычитал про это в записках Пржевальского. Не помню, как везли на "газике", как летел в Алма-Ату. Одно и то же видение преследовало воспаленный мозг. Урочище Джейранов. Глухая безлунная ночь. Внезапно все окрест сотрясает громовой удар - это вырывается из заточения нефть вперемешку с газом. Буровая вышка смята, как модель из алюминиевой проволоки, и отброшена за скалу. Неудержимый поток нефти заполняет почти раскопанную обсерваторию, клокочет у стен дворца. "Спасите Снежнолицую! Спасите!" - кричу я, барахтаясь в нефтяных волнах. Стрела молнии поджигает черный поток, все кругом вспыхивает, я задыхаюсь в огненных языках и снова взываю о спасении Снежнолицей...