Евгений Филенко - Шествие динозавров

Фигуры в черных бесформенных накидках кружили надо мной, вразнобой бормоча заклинания, иногда срываясь на истерические вскрики:

Члены твои нальются соками,

Мясо твое умягчится,

Жилы твои укрепятся,

И станешь ты - вода,

И станешь ты - глина,

И станешь ты - медь,

И станешь ты - человек,

Человек как мы,

Человек как ты,

Человек как бог,

Бог как человек...

Чуть в стороне от кликуш недвижно стояли трое в кожаных латах. Лица их на сей раз были открыты: одинаково грубые, иссеченные не то морщинами, не то шрамами, с одинаково застывшим выражением зверского мужества. Мне сразу стало понятно, отчего я - "тусклоглаз". По-волчьи глубоко упрятанные под надбровья белки моих похитителей светились в сумраке. Если быть точным, они полыхали.

И разорвешь путы,

Словно зверь Уэггд,

И прочь извергнешь свою ярость,

И восстанешь как человек,

Человек как мы,

Человек как ты,

Человек как бог...

Раскаленный гвоздь впился мне в колено. "А-а, мммать вашу!" - взвыл я. И все взвыли, будто бродячая собачья свора в лунную ночь. Жгучие уколы сыпались на меня отовсюду и без разбора. Я извивался, рвал свои путы с невесть откуда взятой нелюдской силой, мне даже удалось высвободить ногу и наугад лягнуть одного из мучителей - тот с воплем укатился прочь.

И явишь кровь свою,

И явишь гнев свой,

И не станешь зверь Уэггд,

И станешь человек,

Человек как мы!..

Трубы истошно визжали, истязатели в балахонах хрипло выкрикивали свои заговоры, я вился винтом на алтаре. И только трое в латах сохраняли каменную безучастность.

Горбыль подо мной выгнулся и с треском переломился. Я сел. Трубы моментально заткнулись. Балахоны со всхлипами шарахнулись рассыпную. "Гады, - сорванным, плачущим голосом бормотал я, стряхивая с ободранных рук обрывки грубого вервия. - Сейчас устрою вам Воплощение... зверя Уэггд... пасскуды!" На левой грудной мышце отозвался нытьем багровый кровоподтек - след от арбалетной стрелки. Я покосился на латников - те сменили позы. Стояли выставив вперед одну ногу и вскинув арбалеты наизготовку. "Траханого черта вы меня возьмете..." Избавившись от уз, я замер - пусть зафиксируют меня своими гляделками-прожекторами, привыкнут к моей недвижности. Арбалеты чуть заметно загуляли: латники поднапряглись, пальцы онемели на спусковых крючках...

Вот тогда-то я опрокинулся на спину, перекатился через себя, упал за алтарь, притих. До моего слуха доносилось шебуршание торопливых шагов. Они потеряли меня, но приблизиться боялись. И правильно боялись.

Что-то противно заскрежетало, посыпалась каменная труха. Я выглянул из своего укрытия. Пусто. И тихо - если не считать треска чадящих факелов, понатыканных по углам. Все куда-то сгинули, оставив меня одного в этом склепе.

Неужто я переусердствовал, "извергая свою ярость", перепугал их, и все пошло прахом?..

Впрочем, вместо стены, у которой прежде истуканами торчали латники, теперь разверзлась черная пасть прохода. Оттуда ощутимо тянуло сквозняком.

"Двадцать пятый век до рождества Христова".

Эта дикая мысль родилась в моем мозгу сама собой и моментально заполыхала там, как транспарант. Словно подошел срок, и невидимый дирижер моих поступков, он же по случаю переводчик, раздернул занавесочки и подбросил мне подсказку, загодя начертанную на ученической доске.

Минус двадцать пятый век!

Толща ненаступивших времен обрушилась на меня тяжким, неподъемным гнетом, согнула в три погибели, смяла и расплющила. Я был один не только в этом затхлом святилище - один во всем мире, во всей эпохе. Голый, беззащитный, смертельно перепуганный. Воздух не поступал в сдавленное железным обручем горло. Мне хотелось плакать. Обхватить голову руками, забиться в самый дальний угол и беспомощно захныкать.

И тогда была начертана новая подсказка.

"Чего ты, в самом деле... Это же древний мир, ты как историк душу бы должен запродать за саму возможность одним глазком заглянуть в него! Вот и пользуйся шансом, изучай. И не дрожи попусту. Ты ловок и силен, сильнее всех живущих сейчас на земле. Для них ты великий воин, и это правда. Тебя зовут Змиулан, и никто не спросит с тебя больше, чем ты умеешь. И ты обязательно, неизбежно, в свой час вернешься домой".

Я успокоился. Отдышался, утер слезы.

Подобрал обломок алтаря поувесистее. Пригибаясь, на четвереньках, по-обезьяньи метнулся к проходу. Обернулся на случай нежданной стрелы в спину. Вроде бы никого. И все же был чей-то внимательный, испытующий взгляд.

- Эй, где ты? - спросил я шепотом.

"Ты... ты..." - запричитало эхо под закопченными сводами.

- Молчишь? Ну, как знаешь.

Я припал к холодному камню, напряженно слушая, обоняя, осязая темноту перед собой. Там могли поджидать затаившиеся латники, прикрывая своими арбалетами беспорядочный отход балахонов. Там могла быть иная угроза. Или наоборот - свобода.

Едва различимый приближающийся звук. Будто частый цокот копытцев. Если, к примеру, выпустить козленка на паркетный пол. Но откуда и зачем козленок здесь?.. Я попятился. Выставил дубину перед собой. Собрался, как тогда... в трамвае, тысячи лет тому _в_п_е_р_е_д.

Сначала показалась голова. Потом, спустя какое-то время - все остальное. Но мне хватило и головы, чтобы подавиться собственным желудком.

6

...все как обещано. И убаюкивающий полумрак, и неизвестный клавесинный концерт Вивальди. И красивые женщины, статус которых в обиталище моего хлебосольного хозяина я так и не сумел определить. Не то жены, не то, упаси Бог, наложницы. Ибо сказано в некоторых, как принято у нас писать, "буржуазных" прогнозах на будущее, что поскольку девочки рождаются и выживают чаще, грядет Великая Полигиния... И красное вино в хрустальных бокалах. Спрашиваю название и тут же забываю. Такого вина я не пробовал тыщу лет. Только водку "из опилок". Да иногда, крайне редко, пиво.

Лысого гиганта зовут Ратмир. "Младой хазарский хан"... Ну, молодости он явно не первой, и даже не второй. Признаться, возраст его для меня загадка, ясно лишь, что не "младой". Черты лица под бурой коркой загара как под вуалью. Но в остальном самый доподлинный хан. В богатом и просторном халате, развалился на тахте, а вокруг снуют молчаливые чаровницы из гарема.

- Так что вы построили? Как называется ваше общество? Коммунизм или?..

- Допустим, построили не мы, а вы. В буквальном смысле, Вячеслав Иванович. Нам это досталось в наследство. И сундуки со златом-серебром, и горы окаменелого навоза. Если вам так необходим термин, можете считать наше общество развитым социализмом, - он пригубляет из бокала, а в это время невозможно красивая женщина вносит на овальном блюде ворох зелени, из которого кокетливо выглядывает большая птица в золотистой лоснящейся корочке.