Дэвид Вебер - Флагман в изгнании

А вот Эндрю Лафолле, майор гвардии землевладельца Харрингтон, не привык и тщетно старался скрыть испытываемую неловкость, пока землевладелец заворачивалась в полотенце. Несмотря на молодость, майор был вторым по старшинству в гвардии Харрингтон и свое дело знал отлично. А еще он был личным телохранителем леди Харрингтон и главой ее телохранителей. Законы Грейсона требовали, чтобы охрана сопровождала землевладельца постоянно. Лафолле знал, что леди Харрингтон это требование не по вкусу, но порой ему и его коллегам оно приносило куда больше проблем, чем Хонор.

Майор пришел в ужас, когда узнал, что землевладелец собирается преднамеренно погрузиться в воду глубиной в три метра. На Грейсоне искусство плавания умерло; Лафолле не знал никого, кто умел бы плавать, да и не представлял, зачем нормальному человеку может такое понадобиться. Концентрация тяжелых металлов на Грейсоне означала, что даже «свежая» вода опасно токсична. За все тридцать три стандартных года своей жизни до поступления на службу к леди Харрингтон Эндрю Лафолле никогда не пил и даже не купался в воде, которая не была бы многократно очищена и дистиллирована. Мысль о том, что тысячи литров драгоценной воды можно налить в дыру в земле, а потом прыгать туда, показалась ему… Ну, «странная» – самое мягкое слово, которое пришло в голову Эндрю Лафолле, когда леди Харрингтон заказала себе плавательный бассейн.

Конечно, все землевладельцы – а особенно его землевладелец – имели право на причуды, но одна проблема, связанная с увлечением водой, глубоко озаботила Лафолле. Точнее, две проблемы, но леди Харрингтон он осмелился высказать только одну. Во всем поместье Харрингтон плавать умели только она сама и МакГиннес, так что должны делать гвардейцы, если она попадет в беду в воде?

Задавая ей этот вопрос, он ощущал себя неотесанным деревенщиной, но она серьезно задумалась над ответом, и он покраснел еще сильнее оттого, что она не засмеялась. Конечно, смеялась она теперь редко. В ее огромных темных глазах, казалось, навсегда поселилась грусть. Но на этот раз в ее взгляде проскользнула тень веселья – и, несмотря на свое смущение, он обрадовался. Это было куда лучше, чем все прежние выражения ее глаз, хотя это веселье только подчеркнуло главную трудность его работы.

Землевладелец никак не могла усвоить, что для гвардейцев защищать ее было самым важным делом на свете, а от ее развлечений любой телохранитель мог преждевременно поседеть. Лафолле мирился с флотской карьерой капитана Харрингтон, пока она у нее была. Хоть ему это и не нравилось, опасности, связанные с командованием военным кораблем, куда больше шли землевладельцу и были менее… легкомысленными, чем другие ее занятия.

С плаванием дело обстояло плохо, но этим она, по крайней мере, занималась на поверхности земли, защищенная куполом Дворца Харрингтон. О других ее занятиях даже этого нельзя было сказать. На ее родной планете общей страстью был дельтапланеризм – при одной только мысли об этом Лафолле передергивало. Он знал, что леди Харрингтон была опытной дельтапланеристкой, еще когда он и ходить не научился, но человеку, обязанному заботиться о ее жизни, нежелание подопечной брать с собой аварийный антиграв спокойствия не прибавляло.

К счастью, на Грейсоне дельтапланеризм был так же невозможен, как купание голышом. За свою тысячелетнюю историю грейсонцы развили большую устойчивость к тяжелым металлам, чем большинство представителей рода людского. К леди Харрингтон это не относилось, и, слава богу, служба на флоте привила ей здравое уважение к опасностям окружающей среды. К сожалению, при ее редких визитах к родителям здравомыслие пасовало. Лафолле и капрал Маттингли как-то провели ужасающие полдня, следуя на аэромобиле оснащенном тяговым лучом за ее хрупким дельтапланом вокруг Медных гор Сфинкса и далеко в океан Таннермана. А мысли о том, что человек с импульсным ружьем армейского образца может сделать со столь беззащитной целью, отнюдь не способствовало спокойному сну телохранителей.

Скалолазание было еще хуже. Леди Харрингтон утверждала, что у нее это еще не всерьез, а вот другие люди занимаются скалолазанием по-настоящему. Но Лафолле хватало переживаний и тогда, когда он ползал с ней по крутым склонам и по краю пропасти – да еще и на планете с силой тяжести в 1,35 g. А ведь был еще десятиметровый шлюп, который она держала в лодочном домике у родителей. Для людей, которые не представляли себе, что такое плавать, даже спасательные жилеты с антигравами казались ненадежными, когда она неслась по волнам, а они отчаянно цеплялись за канаты и кнехты.

Она это делала нарочно, и Лафолле даже знал почему. Так она объявляла всему миру, что не собирается менять образ жизни, который вела сорок семь стандартных лет, просто потому, что стала землевладельцем. Хонор Харрингтон готова была смириться с правом и потребностью гвардейцев охранять ее, как того и требовала клятва землевладельца, но она оставалась собой. Это ее нежелание меняться иногда приводило к чрезвычайно вежливым стычкам с начальником гвардии, но Лафолле прекрасно знал, что оно же стало причиной возникновения преданности ей людей вместо привычного повиновения. И, несмотря на все возникавшие проблемы, Лафолле чувствовал себя лучше, видя, что хоть от чего-то она еще получает удовольствие.

Но иногда ему все же хотелось, чтобы леди Харрингтон чуть больше напоминала обычную грейсонскую женщину. На службе в гвардии его понятия о приличиях… расширились, если можно так выразиться, но он все же оставался грейсонцем. Он научился плавать и получил удостоверение спасателя – из мрачной преданности долгу, но, к своему удивлению, обнаружил, что плавать ему нравится. Большая часть охраны была с ним согласна, только Джейми Кэндлесс все еще испытывал явные сомнения. Они даже стали проводить свободное время в бассейне. Но вот купальник леди Харрингтон представлял собой атомную мину, подведенную под все грейсонские устои. За прошедший год Лафолле все меньше и меньше беспокоился о приличиях, и умом он понимал, что это даже хорошо. Но тем не менее когда он видел своего землевладельца в бассейне, то каждый раз ощущал чувство вины согласно тех норм, по которым его воспитывали.

Он знал, что Хонор пошла на уступки. По мантикорским стандартам, ее цельный купальник был ужасно старомодным, но в глубине сознания, где хранились установки, вбитые в него с младенчества, Лафолле не мог избавиться от ощущения, что она практически голая. Хуже того, еще в раннем детстве она прошла самую новую и эффективную версию пролонга. Выглядела она безумно молодо, и ее экзотическая резкая красота, миндалевидные глаза и спортивное изящество грозили вызвать у майора совершенно неуместные реакции. Харрингтон была старше его на тринадцать стандартных лет, но выглядела при этом как младшая сестра какого-нибудь из его приятелей. А ему совершенно ни к чему было думать о своем землевладельце как о самой привлекательной женщине, какую он когда-либо видел, – особенно сейчас, когда мокрый купальник подчеркивал каждый изгиб ее тела.