Семя скошенных трав - Максим Андреевич Далин
— Сочувствую, — сказал Алесь глухо.
Наш… ну как наш… комконовский шедми вдруг подал голос:
— Родичи, девочка не в анабиозе, потому что роды опасно близки? — и тронул эти штуки на переносице, таким жестом, каким люди поправляют очки.
Девочка посмотрела на него, щурясь, и выпалила:
— Ты нам — не родич!
— Ты опрометчиво судишь, Аэти, — сказала женщина-шедми в шубке, но девочка возразила злым и каким-то отчаянным тоном:
— А что он — вместе с людьми?! И человек обратился «родичи»! Нам что, теперь люди — родичи?!
— Ты не знаешь всего, Аэти, — сказала женщина. — У простых вещей бывают сложные причины.
— Бывают, — сказала девочка с такой тихой и ледяной злобой, что я решил: всё верно, мстить они нам будут с пелёнок. — Из-за людей мои бельки никогда, никогда не увидят океана. И я.
Никто из шедми и слова не сказал. Шельма в шубке обняла девочку за плечи — и та в неё уткнулась, как дети всегда тыкаются во взрослых, лицом в грудь, обхватив руками. Получилось слишком похоже на землян, но кого это могло бы обмануть?
— Срок у Аэти впрямь подходит к концу, — сказала шельма, гладя девочку по голове. Теперь я видел девочку со спины и видел, что волосы у неё разделены не на два, а на три хвостика: два спереди, а сзади коса, уходящая под одежду. Сам не пойму, почему я так уж внимательно на это смотрел. — Да, мы не знаем, как её организм перенесёт анабиоз. Побоялись рисковать двумя жизнями. Насколько можно судить, плод в порядке, но у нас нет детского врача…
— Я — педиатр, сестрёнка, — сказал наш шедми. — Данкэ из Коро через Урэ, работал в программе терраформирования на Океане Третьем.
— Это ты написал книгу «Искусственное и естественное вскармливание бельков»? — спросила вторая, в форме, как мне показалось, удивлённо. — Я думала, ты гораздо старше. Хорошая книга, она есть у нас в базе и серьёзно мне помогла.
Девочка отпустила женщину в шубке и искоса посмотрела на Данкэ.
— Брат, ты мог бы помочь ещё серьёзнее, — сказала та, что в форме. — Посмотреть Аэти… и на борту четыреста восемнадцать беременных. Мы за них тревожимся: не знаем, как анабиоз может отразиться и на матерях, и на бельках.
— Ваш диагностический центр работает? — спросил Данкэ.
Шельма сложила ладони, как для молитвы. Дешифратор истолковал этот жест как согласие или подтверждение, а я впервые хорошо рассмотрел руки шельм: у них были перепонки между пальцами, доходящие до верхнего сустава, и когти, довольно плоские, но всё равно не похожие на человеческие ногти. Кажется, у игрушечных шедми кисти выглядели как-то иначе, а на видео я как-то не обращал внимания.
— Аэти, — сказала фифа в шубке, — покажи брату из Коро госпиталь и анабиозные камеры будущих мам. Он очень хороший врач, это по его рецептам мы делали смеси, чтобы кормить бельков.
Девочка неохотно её отпустила.
— Данкэ, — сказала она тихо, — ладно, брат. Забудь, что я сказала. Я не знала. Пойдём со мной.
Все молчали, и люди, и шельмы — и в тишине Данкэ и девочка прошли через ангар и скрылись в коридоре, видимо, ведущем в жилые отсеки. Антэ вздохнул, шумно, как всплывший подышать кит, и негромко сказал:
— Видимо, вы теперь представляете масштаб проблемы, люди.
— Мы представили сразу, брат, — сказал Алесь. — Только беременных девочек… как бы… не приняли во внимание. Но я сообразил. Их ведь надо выводить из анабиоза как можно скорее. И бельков, да?
— Мы до сих пор не знаем, правильно ли сделали, погрузив бельков в анабиоз, — сказала та, что в форме. — Когда я думаю о том, не погубили ли мы их будущее здоровье, воздух не входит в мои лёгкие. Но нам нечем было их кормить… и некому кормить.
— Как тебя зовут, сестра? — спросил Алесь.
— Хао из Хыро через Эдори, — сказала женщина. — Я была травматологом. Теперь — военный врач.
— Алесь, — тихонько окликнул Юлий, — надо связываться с Землёй. Мы ведь не справимся одни. Нужны ремонтники для станции, еда, медикаменты, одежда, наверное…
— Свяжемся, — кивнул Алесь. — Родичи, сколько вы можете продержаться?
— Оставив детей в анабиозе — шестьдесят-семьдесят наших суток, — сказал Антэ. — Но Тари и Хао считают, что такой срок — большой риск для здоровья бельков.
— А бельков много? — спросил Юлий.
Антэ сложил ладони в знак согласия.
— Около двухсот — если считать только полностью покрытых пухом. Но среди детей много малышей, с которых пух едва начал сходить… и беременные девочки… Мы укладывали самых маленьких в анабиозные капсулы, предназначенные для взрослых — по двое и по трое сразу, чтобы уместить всех, нарушая все инструкции. Очень важно поспешить. Скажи, человек, мы можем надеяться на вашу помощь? — спросил он Алеся.
— Сделаем всё, что сможем, — сказал Алесь, но по его лицу я понимал, что это будет совсем не просто. Ещё бы! Попробуй-ка убеди нормальных людей бросить всё и бежать нянчиться с шельмовскими младенцами! — Покажи мне детей, Антэ. Мы с Юлием хотим снять криокамеру на видео, чтобы иметь для Земли наглядный материал.
— Пойдёмте, люди, — пригласил Антэ, и Хао тоже пошла с ним.
Я посмотрел на него — и подумал, что именно он, быть может, не самая главная на Шеде мразь. Как-то у меня не укладывалось в голове, что человек… ну, ксеноморф, который, спасая детей, убивал собственных командиров, мог изнасиловать маленькую девочку. Пожалуй, персонал станции сравнительно не так уж и виноват. Ведь кроме этой Аэти тут же четыреста беременных бедолаг, это — просто в порядке вещей у них на Шеде. Обычное дикое, глухое Средневековье! А кое-кто из наших ещё сомневался, что шедми — маньяки всей расой.
Маньяки. Зверюги. За редким исключением, вроде этих, со станции. Ну, зато эти — предатели, своего командира убили. Командир был — обычный. Убийца — и детоубийца в том числе.
Мы просто пошли в их жилые отсеки.
Воздух тут был холодный и спёртый; пахло чем-то медицинским и шельмами. Помещения смотрелись так, будто в них шёл настоящий бой: в одном месте пластиковая переборка разлетелась на части, как разбитое блюдце, и куски так и валялись, их только отодвинули с прохода, в другом — в бронестекле, отгораживающем какую-то узкую кабинку, я увидал целую россыпь круглых вмятин, будто в него стреляли, но не сумели пробить насквозь. Около шлюза, ведущего в анабиозные камеры, на полу было большое пятно засохшей голубой краски, брызги той же краски остались и на стене, будто кто-то разбил тут банку. Антэ обошёл пятно вокруг, и Хао тоже обошла, не хотела наступать —
