Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия

Неожиданно, с другой стороны того холма, где разместился лагерь печенегов, от Изюбровой Рощи, в тыл степнякам выбежало целое войско тяжело вооруженной пехоты. Они не издавали не звука, лишь размерянным шагом шло к обезумевшим от страха кочевникам. Кто-то из них уже упал на колени и стал кричать о пощаде, но безмолвное войско продолжало движение. Достигнув первого несчастного, пехотинец странного воинства занес над просившим пощады меч. Степняк уже представил ту пронзающую боль, которую сам причинял многим русским воинам. Но, открыв глаза, он обнаружил, что ужасающий воин прошел дальше, а за ним еще и еще. Единственное, чем пострадало у печенега, были его любимые и единственные штаны.

Онемевший от изумления Ольгерд вгляделся в неожиданную подмогу. Елы-палы, вои-то все были а одно лицо. И лицо это было князю очень хорошо знакомо. "Изур, чертяка, не смог статься в стороне!" - с благодарностью думал льгерд, не очень, правда, отвлекаясь от поединка. Хорошо, что его противник был так же ошарашен появлением чудесного войска, как и он сам, а не то не сносить бы князю головы. Ольгерд опомнился первым и обманным ударом уведя секиру Кури в сторону, со всей силы рубанул мечом. Хрястнув о золотые бляшки дорогого доспеха, лезвие как в масло вошло в грудь печенегу. Хан с немым изумлением несколько мгновений созерцал торчащее из его тела оружие. Потом крякнул и медленно осел на землю.

Призрачные воины Изура-сновидца поправили ситуацию ненадолго. Реального урона степному войску они причинить не могли. Так, попугали немного, и на том спасибо. Князь вздохнул и снова врубился в гущу битвы. Отдыхать было некогда. Печенеги тем временем опомнились и снова начали прицельный обстрел. Меткость их лучников давала степнякам неоспоримое преимущество. В синем весеннем небе запели тучи черных стрел. Каждая из них несла смерть. Рядом с Ольгердом, тяжело охнув, дернулся дядька Шиш. Печенегское жало укололо его в правое плечо и теперь глубоко засело в суставе. В запале старик дернул древко, но оно лишь обломилось у него в руках. Железо осталось сидеть в теле, разнося жаркие и мутные волны боли. Русское войско редело на глазах. У Ольгерда от злобы и безнадежного гнева кружилась голова. "Смерть не страшна, страшно бесчестье!" крутилось в его воспаленном мозгу. "А Домогара, дети?!" - противоречил он сам себе. - "И остальные горожане, которые верили что он, Ольгерд, защитит?"

На мгновение светлое солнце накрыла громадная тень. Князю недосуг было любоваться голубым небом, и он даже не поднял голову. Но замешательство среди уже начавших побеждать печенегов было столь явным, что любопытство пересилило. Князь оглянулся. В воздухе безмятежно парил огромный блестящий дракон. Да не просто палил. Изящная шея изгибалась в лево- в право, и из распахнутой пасти на вражьи полчища изливались потоки огня.

-Ура! - прогремело по всему полю, и русские ратники, обрадованные неожиданной подмогой, вновь бросились на печенегов. Те бежали, теряя щиты и оружие, думая лишь о том, как спасти свои поганые шкуры. Князь гнался за ними в общем строю, горяча и без того летящего коня. Светлый меч свистел, снося вражьи головы как гнилые тыквы. Пленных не брали, поэтому назад возвращались налегке.

Шкирняк еще дышал, когда князь склонился над ним. Как и всякий воин, Ольгерд изрядно разбирался в ранах. Поэтому ясно видел, что жить старику оставалось считанные мгновения. Черная кровь, пузырясь, стекала из уголка его бледного перекошенного рта. Та самая кровь, которой боярин-изменник клялся перед Родом-Святовитом, теперь стремительно оставляла его тело, впитываясь в жирный чернозем.

Встряхнувшись, словно отгоняя внезапно налетевшее оцепенение, князь склонился над Шкирняком. Рука боярина судорожно царапала траву.

- Теперь я ухожу, ты остаешься, - еле слышно шептал умирающий, стараясь сфокусировать взор на лице Ольгерда. Князь молчал, не зная, что сказать. Но Шкиряк и не ждал ответа. - Земля наша русская, - натужно хрипел он, - тебе остается. - И старик судорожным движением всунул Ольгерду в руку влажный комочек, обильно смоченный его же кровью. - Беречь будешь, знаю!

Тут силы оставили боярина и голова его запрокинулась. Через минуту мутные глаза открылись снова:

- Дороже нее ничего нет! - сильным ясным голосом вдруг возвестил он и умер.

Князь и стоящие вокруг русичи в молчании обнажили головы. Пусть Шкирняк при жизни и запятнал себя, но погиб он честно, сражаясь за родную землю. А мертвые сраму не имут, заплатил боярин все долги. Не скрываясь, плакал над отцом молодой Борислав. Теперь уже не помириться им, не увидеть деду долгожданного внука. Но мальчик, подрастая, станет гордится отцом своего отца, что погиб с мечом в руке, защищая город от печенегов.

Утомленная непривычным для нее боевым вылетом, драконица отдыхала, по-птичьи спрятав голову под крыло. При появлении князя, она лениво открыла глаза и зевнула.

- Ну, что уже справились?

- С твоей помощью, - любезно ответил князь. Но тут же надулся, что-то вспомнив.

- А почему ж ты прилетела так поздно, позволь тебя спросить? Еще чуть -чуть и помогать бы некому стало. Что это еще за выкрутасы такие?

Иветта завертела изящной головой:

- Сыночка кормила, время-то обеденное, - смущенно начала оправдываться она. - Ты знаешь, малыши иногда бывают такими капризными, просто ужас! Представляешь, Яцек наотрез отказывался есть капусту. Я как раз принесла свежих кочанчиков нового урожая. Специально в южные земли летала, знаешь, какой крюк! А он не хочет и все тут. Но ребенок должен правильно питаться, иначе он не станет здоровым и сильным драконом.

Выслушивая эту бестолковую материнскую болтовню, Ольгерд не знал смеяться ему или изрыгать проклятия. Наконец, он прервал бесконечный словесный поток, обняв блестящую чешуйчатую шею.

- Какая же ты дура, душа моя! - от души высказался он и влепил смачный поцелуй в розовые бархатные ноздри.

Золотая осень уверенно вступала в свои права. Все чаще по утрам гнулась пожухлая трава под тяжестью ледяных капелек оседшего молочного тумана. Рыжая скрытница-лиса теперь выходя из теплой норы наружу долго трясла лапками, как кошка, пытаясь согнать влажную изморозь. И повсюду пряно пахло опавшей лежалой листвой.

В монастырском саду с тихим стуком падали на землю круглые наливные яблоки, лопаясь от спелости и пачкая медвяным соком желтый листвяной ковер. Под пурпурной звенящей кроной устроились князь Ольгерд и старец Порфирий. По-домашнему уютно привалились они спинами к теплой древесной коре. Молчали, говорить было незачем, да и не к чему.

Чуть поодаль резвилась детвора, нарушая благолепную тишину подворья. С визгом и счастливыми воплями они играли в догонялки. Вот неповоротливому Щеку удалось осалить быстрого и верткого Серого, и мальчуган был счастлив. Кий и Хорив волчками вертелись около, резво уворачиваясь от воды. Лыбеди было труднее- девочка, да еще самая младшая в семье! Но братья щадили и оберегали ее, стараясь не ловить слишком часто. На особом положении был и маленький сын Борислава и половчанки Бербияк. Ему только-только сравнялось два года, и толстенькие ножки иногда подводили его. Малыш то и дело звонко шлепался на землю, подметая рыжим кудрявым чубом осеннюю листву. Старшие дети в такие моменты дипломатично отворачивались, пережидая, когда карапуз поднимется. Кроме того, им приходилось присматривать, чтобы юного Шкирятича не затоптал дракончик. У того хвост и лапы росли быстрее, чем совершенствовалась ловкость их использования. Весил Яцек уже порядочно, а вот двигаться как следует все еще не научился.