Журнал «Если» - «Если», 2011 № 08

Я тоже этого не знаю и не узнаю никогда.

И тут я делаю то, чего в других обстоятельствах никогда бы себе не позволила. Я хватаю со стола конверт Лизбет.

Скачущий, неразборчивый почерк.

«Давай завязывай с этим. Джей-Джей тебя не любит и никогда тебя не полюбит.

Выкинь его из головы, сделай вид, что он никогда не существовал.

Проживи жизнь лучше, чем я.

И выбрось пушку».

Выбрось пушку…

Как я и думала, однажды Лизбет уже совершила убийство.

Интересно, спрашиваю я себя, отличается ли это письмо от того, которое девчонка получила в прошлый раз? И если отличается, то чем?..

«И выбрось пушку».

Новая это строка или в прошлый раз она тоже была? Неужели девушка снова проигнорировала собственный совет?

Голова идет кругом.

Сердце сжимается от боли.

Всего несколько минут назад я злилась на Джей-Джея, а теперь он мертв.

Он мертв, а я жива.

И Карла.

И Эстебан.

Я пробираюсь к ним. Карла, похоже, успокаивается; Эстебан все еще бледен. Наверное, это шок, думаю я. Слева на его лице и рубашке засыхают брызги крови.

Я показываю им письмо, хотя и не должна этого делать.

— Вот вероятная причина, по которой мы, все четверо, не получили своих писем, — говорю я. — Но сегодня все произошло не так, как в прошлый раз. Сегодня мы с вами выжили.

Не знаю, понимают ли они меня. Я в этом не уверена.

Кажется, я и сама не очень-то понимаю.

В кабинете появляются врачи и полиция. Они констатируют факт смерти Джей-Джея, уводят Лизбет, остальных начинают допрашивать. Я отдаю полицейскому красный конверт, но не признаюсь, что мы читали письмо.

Думаю, он сам догадался.

В голове снова проносятся недавние событиями я думаю, что это, наверное, мой последний День красных писем в школе имени Барака Обамы, пусть даже мне и удастся благополучно протянуть оставшиеся до моего пятидесятилетия недели.

Ожидая, пока придет мой черед давать показания, вдруг задумываюсь: стану ли я писать послание собственной юности после всего, что случилось? Смогу ли я выразить свою мысль так, чтобы прежняя я прислушалась к себе будущей? Ведь слова так легко неправильно понять.

Или неправильно прочесть.

Наверное, думаю я, в своем письме Лизбет увидела только первую строчку. До слов «И выбрось пушку» она просто не дошла, не добралась даже до «Выкинь из головы…», потому что к этому моменту в этой самой голове уже все перемкнуло.

Но, возможно, в первый раз Лизбет этого и не писала. Или, попав в петлю времени, она пишет эти слова снова и снова, жизнь за жизнью, но не может разорвать трагический круг событий.

Я этого не знаю и никогда не узнаю.

И никто не узнает.

Все это и превращает День красных писем в бессмыслицу. Разве письмо из будущего удерживает нас на стезе добродетели? Или наоборот — отсутствие письма подстегивает нас и дает дополнительные силы?

Напишу ли я письмо, в котором попрошу себя прошлую позаботиться о Лизбет, как только ее встречу? Или лучше сразу посоветовать себе идти в большой спорт, несмотря ни на что? Предотвратит ли это сегодняшний кошмар?

Я не знаю.

И никогда не узнаю.

Возможно, прав был отец Бруссар, когда утверждал, что будущее скрыл от нас Сам Господь. Быть может, Ему было угодно, чтобы мы двигались по времени, не зная, что нас ждет впереди, и учились прислушиваться к голосу своей души, чтобы сделать единственно правильный выбор.

Кто знает?..

А может, письма вообще не имеют никакого значения. Быть может, особое внимание, которое уделяют некоторые этому дню и посланию от своего будущего «я», имеет не больше смысла, чем ежегодное празднование Четвертого июля, потому что на самом деле День красных писем ничем не отличается от остальных дней, и это мы придумали отмечать его особыми церемониями и считать крайне значительным.

Я не знаю.

И никогда не узнаю, проживи я еще хоть две недели, хоть два десятка лет.

Джей-Джей все равно не воскреснет, Лизбет будет жить дальше, а мое будущее — каким бы оно ни было — как и прежде, останется покрытым тайной.

Будущее должно быть тайной.

Тайной оно и останется.

Перевел с английского Андрей МЯСНИКОВ

© Kristine Kathryn Rusch. Red Letter Day. 2010. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Аналог» в 2010 году.

Критика

Крупный план

Николай Калиниченко

Инсектофобия

Максим Хорсун — автор молодой и злой. Не циничный, а, скорее, реалистичный и по-хорошему пристрастный в вопросах влияния заданных условий на развитие сюжета. Однажды поместив своих героев в неблагоприятные для жизни условия марсианской равнины, он продолжает с удовольствием проверять «счастливчиков» на прочность, тщательно взвешивая на весах вероятности саму возможность существования человеческой колонии в предложенных координатах.

Люди никогда не меняются. К такому выводу приходит писатель на примере общины балтийцев — остатков экипажа броненосца «Кречет», перенесенного на Марс волей зловредных пришельцев. Но вот инопланетная угроза устранена, и матросы тут же находят себе новых врагов — в лице офицеров, героев битвы с хозяевами. Хорсун умело показывает, как легко занимается пламя конфликта, стоит появиться в коллективе провокатору с хорошо подвешенным языком. Автор демонстрирует читателям разлад, вносимый в общество классовым неравенством. Каким внутренним стержнем нужно обладать, чтобы противопоставить диктату коллективной ненависти собственную добрую волю? Этот вопрос писатель исследует на протяжении всей книги.

Хорсун неслучайно начинает книгу о Марсе со сцены, развернувшейся на Земле. Пожилой, истерзанный жизнью врач оказывается в руках большевиков. В свете поднятого вопроса о страхе и человечности очень проста и показательна сцена в деревне, где скрывается доктор Рудин. Диалог двух свидетелей «задержания» демонстрирует не столько позицию, сколько возможность выбора:

«— И Первомай не празднует! И в церковь ходит! — вошла в раж соседка. — Проходимец засланный!» — «Так… доктор он наш… — выдавил из себя сосед. — Ну, какой он шпион, товарищи?»

С первых же страниц мы знакомимся с рассуждением доктора Рудина о богах-насекомых: «Я называю этих индивидов «богами-насекомыми». О, как они упиваются собой, внося разлад в жизнь и коверкая судьбы… Они испытывают вожделение наркомана, вгоняющего в вену грязную иглу. Люди — плохие, хорошие; всякие… вынуждены нести на себе бремя власти богов-насекомых».