Курт Воннегут - Сирены Титана

Встречи с сыном беспокоили ее гораздо больше, чем Константа. В совершенно непредсказуемые дни, с неравными интервалами, Хроно переплывал пролив, являлся во дворец, облачался в какой-нибудь из костюмов Румфорда, объявлял матери, что сегодня ее день рождения, и весь день развлекал ее ленивой, неспешной, вполне цивилизованной беседой.

К концу дня Хроно надоедала и одежда, и мать, и цивилизация. Он с яростью срывал с себя костюм, издавал клич синих птиц и с размаху бросался в Море Уинстона.

Пережив празднование очередного «дня рождения», Беатриса обычно втыкала весло в песок в том месте, которое было видно с ближайшего берега, и поднимала на нем простыню — белый флаг.

Это был сигнал для Малаки Константа, означавший, что она очень просит его как можно скорее приплыть и помочь ей прийти в себя.

А когда Констант спешно являлся на этот зов отчаяния, Беатриса всегда встречала его одними и теми же словами, стараясь утешить себя:

— По крайней мере, — говорила она, — он не маменькин сынок. По крайней мере, у него хватило величия души, чтобы выбрать самые благородные, самые прекрасные существа из всех, какие здесь водятся.

И вот простыня — сигнал бедствия — развевалась на берегу.

Малаки Констант пустился в путь в долбленке. Золоченая лодка, доставшаяся им вместо с дворцом, давным-давно рассыпалась в прах.

Констант был одет в старый купальный халат из голубой шерсти, оставшейся от Румфорда. Он нашел его во дворце и взял, когда костюм Звездного Странника вконец износился. Халат был его единственным одеянием, да и надевал он его только когда навещал Беатрису.

В долбленке у Константа лежали шесть яиц ржанки, две кварты дикой титанической клубники, трехгаллонный торфяной горшок с перебродившим молочком маргариток, бушель семян титанических маргариток, восемь книг, которые он брал почитать из дворцовой библиотеки, насчитывавшей сорок тысяч томов, и самодельная метла с самодельным совком для мусора.

Констант вел натуральное хозяйство. Он выращивал. собирал и делал своими руками все, что ему было нужно. И необычайно этим гордился.

Беатриса не нуждалась в помощи Константа. Румфорд оставил в Тадж-Махале грандиозные запасы земной еды и земных напитков. У Беатрисы всего было вдоволь, и запасы были неистощимы.

Констант вез Беатрисе местные лакомства только потому, что гордился своим искусством лесного жителя и сельского хозяина. Он очень любил показать, какой он замечательный добытчик.

Это стало для него необходимостью.

Констант прихватил с собой щетку и совок по той причине, что во дворце у Беатрисы всегда накапливались кучи отбросов. Беатриса сама никогда не занималась уборкой, так что Констант пользовался случаем и убирал мусор, когда бывал у нее в гостях.

Беатриса Румфорд была жилистой, одноглазой, темнокожей старой леди с золотыми зубами — сухой и крепкой, как спинка стула. Но ни физический урон, ни пережитые страдания не могли скрыть благородства старой леди — сразу был виден высокий класс.

Каждому, кто понимал, что такое поэзия, смертность и чудо, гордая подруга Малаки Константа со своими высокими скулами показалась бы прекрасной, насколько это возможно для человеческого существа.

Не исключено, что она слегка повредилась в рассудке. На луне, где, кроме нее, жили только два человека, она писала книгу под названием «Истинный смысл жизни в Солнечной системе». Это было опровержение теории Румфорда, который утверждал, что цель существования человечества в Солнечной системе — помочь застрявшему на Титане гонцу с Тральфамадора снова отправиться в путь.

Беатриса начала писать книгу, когда сын покинул ее и ушел жить к синим птицам. Рукопись, написанная ее рукой, теперь занимала тридцать восемь кубических футов в комнатах Тадж-Махала.

Каждый раз, когда Констант ее навещал, она читала ему вслух новые главы.

Сейчас она как раз читала вслух, сидя в старом кресле Румфорда, а Констант бродил по двору. Беатриса была закутана в белое с розовым покрывало с кровати, которое тоже осталось во дворце. В пушистую ткань были вплетены буквы: «Богу все равно».

Это было собственное покрывало Румфорда.

Беатриса читала, не останавливаясь, словно пряла нить из доводов против воображаемого могущества Тральфамадора.

Констант не прислушивался. Он просто с удовольствием слушал голос Беатрисы — звучный, торжествующий. Он спустился в бассейн и отвинчивал крышку клапана, чтобы спустить воду. Вода превратилась в нечто похожее на гущу горохового супа — так в ней расплодились титанические водоросли. Каждый раз, приезжая к Беатрисе, Констант вступал в безнадежное единоборство с этой массой зеленой тины.

— Я не стану отрицать, — читала вслух Беатриса, — что воздействие Тральфамадора действительно ощущалось на Земле. И все же — те люди, которые служили исполнителями воли Тральфамадора, исполняли ее настолько в своем личном стиле, что можно смело сказать — Тральфамадор практически не имел к этому никакого отношения.

Констант, сидя в бассейне, приложил ухо к открытому клапану. Судя по звуку, вода едва просачивалась.

Констант выругался. Румфорд унес с собой важнейшую тайну, а вместе с Сэло она умерла — как им удавалось, пока они здесь жили, сохранять бассейн в такой кристальной чистоте С тех пор, как этим занимался Констант, водоросли постепенно заполонили бассейн Дно и стенки бассейна заросли покрывалом скользкой слизи, а три статуи на дне — три сирены Титана были погребены под студнеобразной зеленой массой.

Констант знал, какую роль сыграли три сирены в его жизни. Он об этом читал — и в «Карманной истории Марса», и в «Авторизованной Библии под редакцией Уинстона Найлса Румфорда». Эти три невиданные красавицы теперь его не особенно трогали — разве что напоминали, что были времена, когда секс его еще тревожил.

Констант выбрался из бассейна.

— Каждый раз стекает все хуже, — сказал он Беатрисе. — Придется откапывать и чистить трубы.

— Вот как? — сказала Беатриса, отрывая глаза от рукописи.

— Да, вот так, — сказал Констант.

— Ладно, делай то, что нужно делать, — сказала Беатриса.

— В этом вся история моей жизни, — сказал Констант.

— Мне только что пришла мысль, которую непременно надо записать, — сказала Беатриса. — Непременно надо, пока она не ускользнула.

— Если она побежит в мою сторону, я стукну ее совком, — сказал Констант.

— Погоди, помолчи минутку, — сказала Беатриса. — Дай мне сосредоточиться, найти нужные слова.