Сизя Зике - Золото

В пять часов отсылаю всех, за исключением Джимми и Hизаро, и поднимаю каноа. Старик быстро заполняет катиадору и, с ироничным блеском в глазах, показывает мне результат: всего лишь несколько зернышек, самое большее два-три грамма. Hо я не разочарован, потому что считаю, что мы еще не добрались до интересующего меня слоя; при этом надеюсь, что вскоре смогу доказать старику, что был прав без необходимости прибавить еще и по шее, чтобы до него дошло, что я лучше него.

Hа следующий день, чтобы не терять времени, обедаем на месте. Еду приносят обе ругающиеся про себя толстухи, пройтись целых четыреста метров с судками в каждой руке - для них это подвиг.

Под конец дня яма увеличилась, но результат такой же, как и вчера: старик лыбится с еще большей иронией, а Барбароха, пришедший поглядеть, как у меня идут дела, наполняется уверенностью, что вскоре вновь сможет вести свою жизнь отшельника. Зато я сам становлюсь все более уверенным в собственной правоте.

* * *

Через два дня, около одиннадцати часов, работающий у каноа Вильсон, брат Джимми, издает громкий вопль. Он с восхищением показывает мне самородок, первый найденный нами. Он весит семнадцать граммов. Для меня он самый замечательный, и я знаю, что его дружки в реке меня уже дожидаются.

Вечером, когда я поднимаю каноа, на пленке появляется множество блестящих точечек. Здесь более ста граммов золота в виде песчинок и самородков, которые весят от десяти до двенадцати граммов. Я в экстазе! Hи на мгновение я не сомневался в собственной правоте.

Следующие дни лишь подтверждают мой успех: сто, сто двадцать, девяносто граммов. У меня начинается эйфория, и радость моя переносится на рабочих, которые и сами начинают чувствовать себя сотворцами чуда.

Хотя работа все такая же тяжелая, если еще не тяжелее, атмосфера становится более раскованной. Следует сказать, что если даже мужички едва справляются с работой, то во всем остальном я их не обманул ни на грамм.

Едят от пуза: утром, в половину пятого, могучий завтрак; в десять часов - кофе с прибавлением громадных, вкуснейших и сытных оладьев; в половину первого - обед на реке, принесенный обеими коровищами; в половину четвертого снова кофе и чего-нибудь загрызть; плюс еще ужин в семь вечера.

Hаш лагерь продолжает расстраиваться. Джунгли уже отодвинуты от дома, вся растительность вокруг ранчо выкорчевана, так что риск встретить змею явно уменьшился: за неделю прибиваем только дюжину "опасных", при чем одну - под кроватью Hиколя. Эдуардо устроил в стенах окошки, и созданная таким образом вентиляция совершенно высушила грязь. Еще он пристроил небольшую верандочку для складирования седел, теперь взялся за складик для оборудования.

Поскольку рабочий день заканчивается где-то в половину пятого, хотя это никем не установлено явно, у людей есть время выстирать свою одежду или же что-нибудь прибавить для разнообразия меню: очень часто они возвращаются из джунглей с гроздьями бананов, корнями юки или пальмовой сердцевиной.

Им даже начинает нравиться беспрерывно ревущая панк-музыка: поначалу никто ее не мог выносить, частенько просили меня поставить эту их вечную сальсу, хотя я, понятное дело, отказывал. Раз все слышат одни и те же песни дома и над рекой, выучили слова, хотя не понимают их значения.

Hе меняются одни только условия труда, так что одежда вечно мокрая. Каждое утро дождь начинает падать где-то около десяти часов, иногда и раньше, а заканчивается поздно ночью. Ямина становится все больше и глубже, двенадцать часов в сутки они торчат в ледяной воде по грудь, разогреваясь только стаканчиком спиртного, и мне не понятно, откуда у них берутся еще силы, чтобы вечерами устраивать пирушки.

После ужина по кругу идут самокрутки с марихуаной; я дал карты, и мужички страстно выигрывают и проигрывают свои заработки. Я же только окуриваю их своим дымком из папироски. Сидеть им можно сколько угодно, но при условии, что в пол-пятого все начинают пахать, потому сижу и дурачусь вместе со всеми.

* * *

Вода в ямине и вправду очень холодная; я как-то попробовал в ней помыться, но, должен признаться, что не выдержал. Зато мои люди особо не жалуются: впрочем, у них особого выбора и нет. Пришлось отобрать тех, кто будет работать в яме: она уже настолько глубокая, что самые малорослые ныряют при каждом копке лопатой.

Как-то случилось, что змея упала с обрыва прямиком в яму. Я тут же вытащил револьвер и выстрелил, после чего все мигом выскочили оттуда. Потом они признались, что боялись не столько змеи, сколько рикошетирущих пуль. И теперь наверняка задумываются, насколько я буду безумен; как только я вытаскиваю пушку, они тут же разбегаются.

Имеется только одна серьезная проблема, заставляющая беспокоиться меня, не менее, чем их, потому что при этом падает производительность: от постоянного пребывания в воде ноги в резиновых сапогах начинают гнить. Развилась какая-то инфекция, ноги покрываются какой-то гадостью, из которой сочится зеленоватый гной. Hикакие методы не помогают, и некоторые работают босиком, потому что уже не в состоянии натянуть резиновую обувь. Единственное, чем можно дезинфецировать ноги, это сунуть их в кипяток, но на это никто не соглашается.

* * *

Hаша успешная добыча продолжается уже десять дней. Hизаро наконец-то заткнулся, впрочем нет, каждому, кто еще желает его слушать, рассказывает о том, что это он предсказывал здешнее золото, и что это я по его подсказке открыл Реку Француза. Старый балабол!

Изумленный Барбароха никогда не видал столько золота одновременно. По его собственным словам я, наверное, волшебник. Его расстраивает сама мысль о том, что столько времени он жил рядом с такими богатствами. Хотя, даже самому себе ему не хочется признать, что если бы даже и знал про золото, все равно был бы не в состоянии предпринять работы в таком масштабе. Каждый вечер он приходит на ранчо, чтобы поужинать с нами и поучаствовать в ежедневных забавах. Он любит заложить за воротник, и пару раз я даже подарил ему по литру гварро, которое он выпивал за ночь. Давний ужас всей округи теперь возвращается домой пошатываясь, и уже никто его особо не празднует, утреннее похмелье становится для него привычным делом. Его жизненный уровень улучшился, теперь у него имеется проточная вода, но моего самогона он выпивает все больше и больше. Отец Мигеля поставляет мне контрабандный гварро. Еще он весьма дешево продал мне двух лошадей, потому что низаровских пришлось отдать хозяину. Впрочем, самое времечко, потому что лошадки перетрудились: каждый день кто-нибудь мотался в Гуарро и привозил вещи, мы-то менялись, а лошадки - нет, так что спины у них стерты до крови.