Владимир Дрыжак - Точка бифуркации

- Странно, - произнес Спиридонов.

- Что странно?

- Странно то, что именно это заключение, а вернее, его копия, оказалась в этой папке, а никаких иных документов там не оказалось.

- Но вы ведь не знакомились с содержимым папки - откуда вам может быть известно, что в ней находится?

- Так в ней имеются и другие документы с борта "Вавилова"?

Калуца усмехнулся.

- Ваша провинциальная хитрость, Василий Васильевич, меня убивает. Папка у вас в руках. Есть там и еще кое-что интересное. Я - человек предусмотрительный. "Вавилов" мог разрушиться, а свидетельство о смерти человека - вещь серьезная.

- То есть вы предполагали, что можете спастись, покинув "Вавилов"?

- Что?.. - Калуца непонимающе помотал головой. - Я предполагал? Конечно предполагал! Иначе, чего бы ради мы там суетились. Разумеется, я не мог знать заранее, что Свеаборгу удастся столь блестяще отстыковать реакторный отсек? Я полагал, что, в худшем случае, мы просто покинем "Вавилов" в спасательном гулете. Что мы, в принципе, и сделали. Можно было взять тело Сомова-старшего с собой, но, согласитесь, гулет - это не то место, где имеются все условия для соблюдения погребального этикета...

- Ну, ясно. И вы решили...

- Что мы решили, я скажу позднее... Василий Васильевич, почему вы все врема улыбаетесь?! Или в моем рассказе присутствуют комические детали? Уверяю вас, там, на "Вавилове", мне было не до шуток.

- А я и не улыбаюсь. С чего ты взял, что я улыбаюсь?

Спиридонов махнул рукой и отвернулся. При этом рот его разъехался до ушей, и я занес это в протокол. В голове, разумеется

- Тогда у вас что-то с лицом, - заявил Калуца. - Вы попробуйте хлопнуть себя по щекам - может полегчает.

- С какой стати я буду себя хлопать? - возмутился Спиридонов, прекращая свои двусмысленные улыбки. - И вообще, кто тут кого допрашивает?!

- Тогда я настаиваю, чтобы ваши улыбки были приобщены к делу. Свидетели есть. Вон, Гиря сидит, сейчас явится Сомов, так что вы продолжайте, продолжайте:

- Что значит "продолжаете"? Я не улыбаюсь и не желаю улыбаться. На каком основании ты меня принуждаешь? Спиридонов завозился в кресле. - Вот контингент... Сиди как деревяшка...

Он еще некоторое время бубнил что-то себе под нос, а Калуца в ответ только улыбался. Заметив это, Спиридонов немедленно отреагировал:

- Вон, Гиря, видишь - улыбки строит. Приобщай к делу!

- Я, собственно, к тому, что какая-то несерьезная у вас запись получится,

- сказал Калуца ядовито.

- Какая запись? ~ удивился Спиридонов.

- Вы ведь кристаллографируете? Или уже нет?

- Ладно, давай к делу... На пушку решил взять... Вырежем все улыбки, а текст приобщим... Тоже мне, психологи...

- Ну, так я продолжаю. Как уже было сказано, я освидетельствовал тело и начал составлять заключение. Если говорить откровенно, мое состояние было ничем не лучше, чем состояние Сомова, а его состояние в этот момент можно было аттестовать как глубокий шок. Положение было отчаянным. Наконец, Сомов пришел в себя, сказал, что мне это даром не пройдет, из чего я понял, что удача мне не изменила - я боялся, что при том режиме, какой был использован, он вообще сойдет с ума. Сомов надел скафандр и уже собрался было идти в реакторным отсек. Но тут явился Свеаборг. Он, кажется, сразу понял, что произошло, но ничего не сказал. С этого момента я был отодвинут в тень, и оба эти деятеля приступили к техническим разговорам, смысл которых мне непонятен до сих пор. Я, впрочем, не скучал, хотя занят был, в основном, психологическими наблюдениями и отметил, что контакт и понимание у них полное. Наконец, они приняли какое-то решение. Свеаборг приказал мне надеть скафандр, который принес Сомов, сидеть тихо, на одном месте, и не рыпаться, после чего они ушли. Как выяснилось, потом, они часа четыре колдовали в реакторном отсеке, после чего Сомов осмотрел гулет и вернулся. Я же через два часа замерз насмерть, плюнул и выполз из этого проклятого скафандра. Когда вернулся Сомов, он обозвал меня разными словами, в частности, идиотом, заставил снова надеть скафандр и отрегулировал в нем температурный режим, после чего сообщил решение командира. Реактор, по его словам, работал на грани устойчивости, но имелась надежда, что удастся запустить двигательную установку на полную мощность хотя бы на некоторое время и обеспечить тормозной импульс. План состоял в том, что мы с Сомовым переходим в гулет, отчаливаем и швартуемся к бытовому отсеку в определенном месте, делая попытку скомпенсировать потерю массы в аварийных отсеках и переместить общий центр масс "Вавилова" для балансировки вектора тяги. При этом двигательная установка уже должна была работать на минимальной тяге, и единственное место, откуда можно было управлять режимами ее работы, был центральный пультовой отсек, где и должен был находится Свеаборг, действуя практически вслепую по радинаводкам Сомова. Если баланс будет налицо, Сомов тягой гулета ориентирует "Вавилов", а Свеаборг, оставаясь в центральном пультовой, начнет увеличивать тягу основного двигателя до тех пор, пока это возможно. Сомов, при этом, обеспечивает коррекцию основной тяги тягой гулета. Если реактор начнет кочевряжиться - он так и сказал: кочевряжиться - Свеаборг выдает команду на аварийный сброс реакторного отсека, а в систему управления реактора выдает команду на самоликвидацию. Мы же, то есть я и Сомов, по команде Свеаборга с максимально возможным ускорением отходим от "Вавилова". Если все обойдется - мы возвращаемся, подбираем Свеаборга и на этом, как он выразился, конец первой части.

Я, разумеется, поинтересовался, что будет, если обойдется не все. Сомов ответил, что план действий утвержден Свеаборгом, то есть лицом, исполняющим обязанности капитана, и, следовательно, обсуждению не подлежит. А если этот план не удастся реализовать, полностью или частично, то по результатам немедленно будут внесены коррективы и предприняты необходимые действий в соответствии с обстановкой. Еще я спросил, как он себя чувствует в новом качестве. Сомов посмотрел на меня в упор и выпучил глаза именно таким образом, каким это делал Сомов-старший еще в те поры, когда нам обоим было по четырнадцать лет. "Ты, Ричард, конечно, великий, человек и все такое, - сказал он, - но если ты сейчас будешь путаться под ногами, я тебя переупакую в скафандр высшей защиты и начну регулировать подачу кислорода до тех пор, пока ты не потеряешь охоту задавать вопросы".

- Крут, однако, - уважительно пробормотал Спиридонов.

- Именно, крут. Впоследствии я ему все это припомнил, но тогда, помнится, я очень быстро побежал на камбуз и занялся переноской продовольствия в гулет. Сомов же в это время проверял системы и заливал емкости кислородом. Что произошло дальше, я описывать не берусь. Лично я сидел привязанный к креслу и пытался терпеть. Однако, когда главный двигатель заработал на предельной тяге, я продержался только две минуты, после чего потерял сознание. Поэтому, если вы хотите узнать, что произошло в течение промежутка времени, пока я был без сознания, вам надо подождать Сомова, или... А вот, кстати, и он, легок на помине.