Елена Асеева - Коло Жизни. Зачин. Том второй
– Я же тебе, пояснил, о чем и как они думают, как живут, – отозвался Огнь и слегка повел головой вправо так, что в его венце, огибающем по кругу голову, тончайшей золотой нитью, унизанной семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами заплясали яркие искорки полымя, в доли секунд осыпавшиеся на кожу лба. – Их мысли просты, там нет неба ни ночного, ни дневного. Нет желания смотреть на море и касаться рукой трав… Там, увы! лишь желание властвовать над себе подобными. А где вверх берут таковые мечтания вже не остается ничего светлого, что согревает естество, что питает лучицу, божество. Пойдем Владушка нас ждут в капище, – добавил он уже более вкрадчиво.
Девушка немедля опустила голову и зыркнула на ориков. А те уже встали на колени подле даров, и, вздев вверх руки, что-то весьма зычно на раскатисто-певучем языке заголосили, словно потеряли близкого, и теперь рыдали о его невозвратности и вечной разлуке с ним.
Глава двадцатая
Огнь ввел юницу в белую залу капища, в оной на этот раз никого не было, и выпустив ее руку медленно направился к стоящему, немного левее середины того огромного помещения, одинокому дымчатому креслу. Немедля со свода справа от ноги Бога упал бирюзовый лохмоток, живописав пуфик. Зиждитель степенно опустился на свое кресло, оперся спиной об ослон, положил руки на облокотницы, и, сомкнув глаза, застыл, точно обессилено заснув. Чувствовалось в движении и поведении Бога, какая-та мощная и не проходящая усталость.
– Присядь, моя милая, тебе нужно отдохнуть, – мягко молвил Огнь, при том и не размыкая уст. – Ты и так только днесь поправилась… Присядь.
Влада медлила совсем немного, а посем неспешно тронулась к пуфику, на ходу сказав, короткими и скоро роняемыми фразами:
– Вообще-то я не устала. Хотела по берегу походить. Дажба бы разрешил. Он тоже любит море не то, что ты. А знаешь Огнь, у Першего в зале в стенах кружит вечное творение. Там такая черная пропасть и в ней витает огненно-зеленое пламя… А что в наших стенах? В нашем зале?
– Не стоит в стены капища совать перста, – все также медлительно проронил Огнь и широко просиял, радуясь таковой постоянной любознательности девушки.
Владелина, наконец, достигла пуфика, и, опустившись на него, воззрилась в зеркально белые аль иноредь приобретающие голубоватую рябь света стены, любопытствуя тому, что можно узреть в их проемах, и вспоминая столь близкий ей зал пагоды. Нежданно желтоватая завеса скрывающая проем заколыхалась и в залу торопливо вошла женщина. Стоило ей вступить, как юница взволнованно воззрившись на нее, весьма громко охнула.
– Здравствуй рани Темная Кали-Даруга, – необычайно нежно и единожды уважительно молвил Огнь, поколь так и не отворив очи. – Вельми рад твоему прибытию к нам.
– Я тоже рада вас видеть, мой дражайший Господь Огнь, – отозвалась немедля низко-мелодичным голосом демоница. – Вы, как я погляжу, весьма утомлены… Давно были в дольней комнате? Разве Господь Перший давеча не велел вам из нее не выходить, покуда не спадет утомление? Погодя, коли это вам известно, мне нужно будет вас осмотреть. Ибо Господь Перший вельми за вас тревожится.
Рани говорила всю ту речь таковым поучающе-непререкаемым тоном, точно имела главенство не только над Огнем, но и в целом над Богами. Она достаточно тревожно оглядела Раса, а после перевела взор на Владу и в нем просквозила такая теплота и любовь, что последняя лихорадочно сотряслась.
Демоница была вельми высокой женщиной, верно на голову выше девушки и не менее дородной. Таких упитанных особ девочке еще никогда не приходилось видеть. Не то, чтобы Кали-Даруга была грузной, просто смотрелась весьма полнотелой с такими мягкими приятными для глаз округлыми формами, а нежно-голубая кожа придавала ей еще большую теплоту. Вместе с тем в образе демоницы было и то, что могло напугать. Ибо на каплевидном лице с высоким лбом и вздернутым кверху маленьким носиком поместилось сразу три глаза. Два, как и полагается, залегали под выступающими надбровными дугами, очерченными тонкими черными бровями. Эти очи, были черными, полностью поглотившими склеру. Они не имели радужной оболочки, зрачка и внутри них кружили золотые нити. Третий же глаз расположился во лбу, подходя одним своим уголком к переносице. Это был вельми узкий продолговатый глаз, поместившийся не как обычные по ширине лица, а отвесно надбровным дугам так, что второй уголок дотягивался до средины лба. Третий глаз, также как два иных, не имел зрачка, радужной оболочки и был полностью заполнен, будто безжизненной голубой склерой. Однако подле него имелись веки… Кои можно было бы назвать правым и левым, покрытые тонкими черными ресничками, один-в-один как и на двух других очах, синхронно моргающих.
Не менее удивительными смотрелись губы Кали-Даруги. Большие, толстые, слегка выступающие, светло-красного цвета, от краешка каковых… вернее от средины рубежа нижней губы к долу отходил дотягивающийся до конца подбородка тонкий рдяной язык. Второй язык крепился с подбородком тонкой, трепещущей складкой. Густые, черные, вьющиеся волосы демоницы были распущены и той мощной массой покрывали спину, дотягиваясь до ее колен.
Впрочем, не глаза, не второй язык потрясли Владелину в образе рани, а необычность и количество рук. У демоницы их было четыре. Весьма мощное широкое плечо заканчивалось объемными локтевыми суставами от оных отходили по два уже более сухопарных предплечья. Казалось, сами предплечья были весьма гибкими и подвижными, точно внутри них не имелось костей. Запястья на всех четырех руках смотрелись достаточно тонкими и удлиненными, завершающимися пятью пальцами.
Рани была обряжена в долгое, до лодыжек, тяжелое, темно-синие платье, без рукавов и ворота. Подол которого украшала тонкая, красная тесьма, а округлый вырез на груди и проймы рукавов обшиты широкой полосой бархата. Это платье было прямым и собрано в мелкую складку на спине и по бокам. На оголенных плечах рани, поместились широкие серебряные и платиновые браслеты со вставленными в них изящно ограненными синими сапфирами. Точно такие же серебряные браслеты на вроде накрученных множество раз тонких тел змеек с просматриваемыми чешуйками украшали запястья и предплечья почти до средины, а также лодыжки, и, огибая шею, покоились на груди. Кольцообразные серебряные и платиновые серьги свисали с мочек ушей. Их, кажется, там было не меньше десятка, а потому мочка выглядела дюже оттянутой книзу. На ногах демоницы находились легкие сандалии, где кроме подошвы и серебряных, тонких ремешков опутывающих сами стопы и укрепленных к браслетам ничего не имелось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});