Владимир Михановский - Свет над тайгой (сборник)

— Какой величины? — спросил капитан.

— Порядка двадцати четырех Ж, — сказал гравист.

Кто-то присвистнул. Каждый понимал, что при таком ускорении не поможет никакое противоперегрузочное устройство — человек будет сплюснут в лепешку.

— Силовые линии поля сходятся к центру, — продолжал гравист. — Это дает основание считать, что падение корабля не может длиться бесконечно. Преодолев какой-то участок пути, «Рената» остановится.

— Но от нас к этому времени останется мокрое место, — невесело пошутил кто-то.

— Мы могли бы включить дюзы в качестве тормозящих, — предложил Стафо.

— И это не решает дела, — сказал капитан. — Таких мощных и загадочных полей мы еще не встречали. Перед ними наши двигатели бессильны.

— И в пульсацию мы войти не можем. Что же остается? — сказала Антуанетта.

— Искать другие средства, — ответил капитан.

— Мы в безвыходном положении, — прошептал кто-то еле слышно, но его услышали все.

— Безвыходных положений не бывает, — отрезал капитан. — На время обратного пути, до полной остановки корабля, я предлагаю всем нам лечь в анабиоз. Вот что, — полуобернулся он к невысокому плотному мужчине с тронутыми сединой висками и волевым подбородком. — Вам, Либеро Кромлинг, нужно в кратчайший срок рассчитать для каждого члена экипажа кривую охлаждения биораствора, его концентрацию и все остальное. Исходные внешние данные возьмите у гравистов, — указал он рукой на Джеральда Иварссена.

Антуанетта, не ожидая конца летучего совещания у капитана, поспешила в свой отсек. Дел у нее было немало. И, кроме того, хотелось хоть немного побыть наедине со своими мыслями. Предстоящий анабиоз — состояние между жизнью и смертью — страшил ее, несмотря на то, что она была биологом. А быть может, именно поэтому Арпада слишком ясно представляла себе, насколько хрупка и тонка стенка, отделяющая при анабиозе бытие от небытия. А тут еще это загадочное силовое поле… Недаром капитан потребовал рассчитать для каждого члена экипажа наново режим погружения в анабиоз. И потом они все будут отданы в руки автоматики, которая должна будет в нужный момент вывести их из погружения. А кто знает, как поведет она себя в новых условиях?..

Штурман вел последние наблюдения по обзорному экрану, тщательно просматривая каждый квадратный метр внешней обшивки корабля. Ведь любой, самый мелкий дефект мог обернуться катастрофой, пока все они будут в анабиозе…

Внезапно корабль исчез, словно кто-то стер его с экрана. Стафо вертел туда и сюда регулятор, менял настройку — все тщетно. Экран заволокла непроглядная мгла. Через несколько секунд она просветлела, по экрану побежали волны. Стафо совсем собрался было доложить капитану о неприятности с обзорной схемой — как будто других неприятностей не хватало! — как вдруг пелена раздвинулась, словно театральный занавес.

Все дальнейшее, что видел Стафо, выглядело до ужаса реальным, почти осязаемым.

Из глубины экрана выплыл корабль, замерший на старте. Нет, это была не «Рената». Неведомый корабль отличался от их пульсолета, как первый автомобиль отличается от гравихода. Скорее всего, сообразил Стафо, это была старинная колымага, которой пользовались первопроходцы космоса. Неуклюжая на вид, но основательная ракета. «Как говорили когда-то, неладно скроен, да крепко сшит», — подумал штурман про чужой корабль.

Стафо даже ущипнул себя, но видение с экрана не исчезло. «Начитался Антуанеттиных книг, вот и лезет в голову всякое… С ума схожу, что ли?» — мелькнула тревожная мысль. Она-то и удержала руку штурмана, протянувшуюся к тумблеру видеофона, чтобы связаться с Арпадой.

Действие на экране разворачивалось бесшумно. Странным было еще и то, что движения действующих лиц то ускорялись, то замедлялись, словно по прихоти киномеханика, пускающего фильм. Главным в толпе, похоже, был высокий вислоусый человек. Он отдавал распоряжения, которым все подчинялись. Лицо его чем-то отдаленно напомнило Стафо лицо капитана «Ренаты» Карлоса Санпутера. Впрочем, задуматься об этом факте у штурмана не было времени. Он продолжал со всепоглощающим любопытством вглядываться в картины, которые, то ускоряясь, то замедляясь, сменяли на экране друг друга.

«Сейчас ракета должна стартовать, — сообразил Стафо. — У них нет еще антиграва. Значит, старт и движение корабля основаны только на реактивном принципе».

Видение толпы вдруг растаяло. Его сменило замкнутое пространство корабельной рубки. Штурман «Ренаты» не без интереса рассматривал старинное навигационное оборудование, о котором знал только из книг.

После головной рубки по экрану потянулись другие отсеки корабля. В некоторых из них хранились материалы и законсервированные механизмы неизвестного назначения.

Людей, однако, Стафо на борту чужого корабля не обнаружил, хотя напряженно искал их, вглядываясь в свой экран до боли в глазах.

Неужели это всего-навсего заурядный автоматический бустер («Элеонора»? «Элегия»? «Элефант»?) Почему же люди Земли провожали его с такой торжественностью? В том, что корабль стартовал с Земли, а не с какой-нибудь другой планеты, у Стафо сомнений не было: такая великолепная растительность, которая перед этим проплыла на экране, возможна только на благословенной Голубой планете!

За годы полета «Ренаты» ни всему экипажу, ни кому-то одному из его членов погружаться в анабиоз ни разу не приходилось: вход корабля в очередную пульсацию и выход из нее осуществлялись для людей безболезненно. «Ныряем в одном созвездии, выныриваем в другом», — любил говорить по этому поводу Карранса. На участках обычного полета больших перегрузок, опасных для человеческого организма, до сих пор также не бывало.

Но наступил грозный час испытаний, когда без анабиоза было не обойтись…

В биозале — приземистом, но просторном отсеке овальной формы — шли последние приготовления. Отсек был расположен в срединной сфере — самом сердце корабля. Вдоль стен, на равном расстоянии друг от друга, тянулись люки — двадцать семь дверей, по числу членов экипажа «Ренаты». За каждой располагалось небольшое помещение со сложнейшим и тончайшим оборудованием, которое позволяло удерживать человеческий организм в течение длительного времени на грани небытия.

Группа Либеро Кромлинга в составе четырех человек с помощью специализированных манипуляторов придирчиво проверяла аппаратуру каждой биованны, тщательно следя за закладкой полученных расчетных данных в электронные индивидуальные устройства. От работы группы зависела теперь жизнь всего экипажа. Немалый объем работы падал на манипуляторы. Там, где требовались беспристрастность, точность и терпение, они были незаменимы.