Дан Сельберг - Мона

Машина, трясясь, преодолела небольшой участок обочины, чтобы затем выехать на асфальт и продолжить путь по бесконечному прямому шоссе через Синайскую пустыню.

Иерусалим, Израиль

Премьер-министр Бен Шавит построил свое правительство по принципу команды. Хотя он имел слабую позицию в парламенте с непрочной коалицией, ему удалось собрать группу людей, которые, по крайней мере, в личных взаимоотношениях прикладывали усилия для сотрудничества. Но обязательно случались моменты, когда Шавит оставался один. Когда аргументы «за» и «против» прокручивались столько раз, что крутить их было уже невозможно. Тогда все остальные отступали назад, чтобы освободить место для решающего хода. Такое решение, даже если кнессет состоял из ста двадцати членов, а его правительство с тридцатью министрами было самым крупным в истории Израиля, мог принять только один человек.

Сейчас двенадцать министров молча сидели перед премьером. Помещение было слишком мало для такого количества людей. Стояла духота, в лучах солнца блестела пыль. Шавит встретился взглядом с Меиром Пардо, ища у него поддержки. Меир улыбнулся, но ни единым жестом не выдал своей позиции о предстоящем решении. Бен перевел взгляд на Юваля Ятома. Министр финансов кивнул почти незаметно — может, это была игра воображения — и сразу отвел глаза. Бен посмотрел на министра обороны Ехуда Перетца, действовавшего еще очевиднее. Тот покачал головой. Неудивительно. Ехуд за всю свою жизнь ни разу не шел на компромисс. Бен повернулся к Акиму Кацу, своему стратегическому советнику и близкому другу. Аким долго смотрел ему в глаза, а потом чуть кивнул. Незаметная, но понятная рекомендация. Принять условия. Сесть за стол переговоров. Как бы унизительно это ни было, пригнуться.

Аким активно действовал на стороне правых. Бескомпромиссный участник переговоров и непробиваемый сторонник национального союза. То, что и Юваль, и Аким рекомендовали Шавиту переговоры, было сильным сигналом. Но таким ошибочным. Вся его уверенность в правильности того, за что он боролся, основывалась на том, что добро в конце концов всегда побеждает зло. Стоит продержаться достаточно долго, и враг будет повержен. Но нынешняя угроза по своей природе слишком абстрактна. Как нужно держаться? Где? И против кого? Они больше не воевали с людьми из плоти и крови. Враг представлял собой компьютерную программу. Научную фантастику. Бен скользнул взглядом по угрюмым мужчинам и посмотрел в окно. Неправильный вид: голубое небо и яркое солнце. Небо должно быть темным и хмурым, когда биржу страны убивают, а двадцать жертв теракта в галерее борются за жизнь в клинике Ихилов. Но, наверное, солнце это не волнует.

Бен презирал собственную нерешительность. Почему никто из программистов не может взломать код? Вирус стал не только проблемой Израиля. Он распространился, невзирая на пограничный контроль и таможенные ограничения. Вирус нанес урон всему западному миру, и не только в сфере финансов. Теперь угрозе подверглись больницы, авиасообщение, энергообеспечение… Современный мир полностью управляется компьютерными программами. Без них человечество вернулось бы в каменный век. Но, несмотря на коллективную угрозу, решение за всех должен принимать Бен. На кону стоит Израиль. Шавит вспомнил слова Аббы Эвена[87] во время Шестидневной войны: мир разделился на два лагеря — на тех, кто хочет разрушить Израиль, и на тех, кто не делает ничего, чтобы это предотвратить. Атаки террористов-смертников усилили давление. Оппозиция превратилась в собак-ищеек. В кнессете, в СМИ. В раввинате тоже. Все пользовались случаем нажиться на катастрофе, никто не высказывал своего мнения и не предлагал поддержки. Но, видимо, таковы правила игры. Шавиту хотелось закурить. Запрет врачей только усиливал желание. Премьер прокашлялся.

— Я понимаю, что мы попали в экстраординарную ситуацию, которая требует экстраординарного решения. Мы всегда придерживались позиции отказа от ведения переговоров с террористами, но…

Он взглянул на Акима.

— Я готов пойти на переговоры, чтобы положить этому конец. В этот раз нас застали врасплох. В следующий раз мы подготовимся лучше. Я проведу переговоры, но не с лидером «Хезболлы», Хассаном Мусави. Этого не будет никогда. Я требую участия посредника. Пусть это будет ООН, Швеция или Норвегия. Я не сяду за один стол с убийцей.

Бен опустил взгляд и в сотый раз стал просматривать письмо на столе.

— И у меня есть ряд соображений по поводу их требований.

Все присутствующие молчали. Они видели уму непостижимое отступление и боялись взглянуть друг другу в глаза.

Бен смял письмо и бросил в корзину.

Тель-Авив, Израиль

Ничего не получится. В фильме — возможно, но в реальной жизни — никогда. Эрик полагал, что Рейчел даст ему четкие инструкции. Продуманный и блестящий план бегства. Вместо этого она всего лишь прошептала: «Удачи», когда вместе с охранником передавала его двоим из ФБР. Один из них, мужчина в сером костюме и белой, расстегнутой сверху рубашке мрачно представился Полом Клинтоном. Фамилия как у президента. Второй, в длинных черных брюках и серой футболке, не представился. Он держался высокомерно и почти не смотрел на Эрика. Некоторое время создавалось ощущение, что эти двое сейчас наденут на него наручники, но когда Рейчел объяснила, что в этом нет необходимости, так как Эрик сам хочет поехать в Швецию, чтобы встретиться с женой, Пол расслабился. Эрик судорожно сжимал сумку в руке и смотрел в землю. Он не осмеливался смотреть на американцев, боясь, что они заметят его нервозность. Передача произошла в прохладном холле того, что должно было быть штабом «Моссада», несколькими этажами выше его камеры. Сёдерквист снова и снова взглядывал на Рейчел в надежде получить сигнал, знак или секретную записку. Но она ограничилась тем, что пожала мужчинам руки и покинула их. Передумала? Эрику придется лететь в Стокгольм?

В какой-то степени он скучал по дому, но возвращение означало конец. Очевидный провал. Всю ночь Эрик настраивался на побег. На восстановление контакта с Сала ад-Дином и на продолжение охоты на «Надим». Теперь он сидел на заднем сиденье черного автомобиля рядом с крупным мужчиной. Впереди сидели Пол и низкорослый шофер. В машине пахло кожей и маслом. Стекла были затонированы, а двери заперты. Они на большой скорости ехали по шоссе 1. Эрик думал о Матсе Хагстрёме. Матс умер. Никто не смог его спасти. «Мона» победила, и Хагстрёма больше нет. Эрик все время предчувствовал это. Он знал, что врачи Каролинской больницы не смогут остановить вирус. Теперь предчувствие оправдалось. Матс умер, Ханна умирает. Эрик вспомнил разговор с женой Матса. Что она сейчас делает? Она потеряла любимого человека. Ожидала ли Эрика та же судьба? Если он не найдет «Надим», то придет конец. Для Ханны. Для него.