Аркадий Стругацкий - Третий глаз

Лошак снова издал звук и упал со стула, цепляясь пальцами за грязную посуду. К счастью, обошлось без жертв. “Черт с ним, — решил я. — Нализался, псина, вот пусть и валяется на законном собачьем месте — под ногами полутрезвых хозяев…” Потом посмотрел на него внимательно и понял, что хватит. Достаточно на сегодня выпивки. Не хочу, чтобы меня вышвырнули завтра утром на улицу, как это сделают с Лошаком. Мордой о грязный наждак асфальта. Ясно теперь, почему у него лошадиная физиономия. Я взял графин и вылил содержимое на пол.

Дама, вольно раскинувшаяся на подоконнике, удивленно воззрилась на меня.

— Ты что, псих? — бросила она реплику с места.

— Буйный, — предупредил я ее. Она хохотнула.

— Отдал бы лучше мне, я нормальная.

— Ну-ка, Алекс, кто тут буйный? — внезапно ожил Мясоруб, одежда его страшно взбугрилась. — Я! Я вместо санитаров!

— Успокойся, Ханс, — сказал я ему. — Мы шутим.

И он успокоился: его ждал очередной графин. Правда, он был слегка разочарован. Дама продолжила беседу:

— Хочешь развлечься, — сказала она утвердительно.

Я ее понял: оставшись на ночь без работы, вцепишься в любой шансик. Вздохнул:

— Очень хочу, — и пожаловался, брезгливо оглядев ее сверху донизу. — Но ты же видишь, здесь не с кем.

Она скушала, не поморщившись.

— Алекс, — подал голос Мясоруб. — Милый… — и я отодвинулся, чтобы не полез целоваться. — Ты мой самый лучший друг. Я тебя очень люблю.

— Знаю, — сказал я ему.

— А ты меня? — подозрительно спросил он и рыгнул.

— Что за вопрос! — воскликнул я, еще отодвигаясь.

— Ты отличный парень, — с трудом проговорил Мясоруб. — Мой лучший друг… — он погрустнел. — Я хочу открыть тебе свою тайну. Ты ведь не разболтаешь?

— Мог бы и не спрашивать! — оскробился я. Судя по всему начинался сеанс очередного признания. Он зыркнул стеклянными глазками по сторонам и проплевал мне в ухо:

— Слушай. Как ты думаешь, кто я такой?

— Как кто? — я удивился. — Работаешь на мясокомбинате. Это официально. А в свободное время становишься специалистом по вскрыванию замков. Ты ведь хороший слесарь, Мясоруб, это твоя основная профессия.

— Да, я взломщик, — горько подтвердил он. — Но ты ошибаешься, Алекс. Моя основная профессия не просто взломщик, а взломщик в группе Балабола. Усек?

Я ничего не сказал ему на это. Я сидел и молча переваривал информацию. Группа Балабола… Не зря витают слухи, ой, не зря, и я уцепил верную нить, я просто молодец. Вот тебе и второсортный хозяйчик, вот тебе и мелкая сволочь!

— Ты ведь, кажется, с ним в дружбе? — продолжил Мясоруб. — Наверное, сам все знаешь. Сам, наверное, ему служишь… А? Небось и любишь его, толстозадого кобеля…

Я выразился аккуратно:

— Каждый кому-нибудь служит, никуда не денешься. Только мы с Балаболом не друзья, тут тебе натрепали.

Он обрадовался.

— Не друзья! Значит, ты его не любишь? Слушай, и я тоже. Он меня за дешевку держит, падаль, — в глазах у немца полыхнуло. — Поймал меня на крючок, взломщики-то нынче бросовый товар… Как я веселился, когда у него с банком сорвалось! Ты меня понимаешь, Алекс. Про банк-то Балабол тебе рассказывал, конечно?

Я тактично промолчал. Впрочем, Мясоруба не нужно было подстегивать, его и так уже понесло.

— Да, отлично он погорел. Знаешь, как получилось? Вышел на него один тип из банка, какой-то тамошний начальничек, и предложил совместную операцию. Короче, почистить компьютеры предложил. Типу самому было не справиться, там ведь сложно, запутано, номера счетов нужно разнюхать, коды доступа… Еще подготовить, куда бежать, а значит — билеты, документы… В общем, сговорились они, Балабол все сделал, кучу денег вбил, а этот начальник взял и исчез. Видать, сам грабанул банк, а потом сбежал. Ну я хохотал, ты не представляешь!

Я молчал прямо-таки самоотверженно. Не спугнуть бы. Не спугнуть бы дурака. Пьянь, трепло…

— Видишь, бармен? Как его там?.. Ну, вон тот еврейчик, юд недобитый… Ты, Алекс, и с ним дружишь, я знаю, ты со всем здешним дерьмом дружишь. Это он вывел Балабола на того парня из банка. Или наоборот, парня на Балабола… Они вроде приятели, бармен и банковский начальник. Оба словоблуды, любят поумничать, паразиты. Бармен твой поганый… и он на крючке у Балабола… — Мясоруб вдруг вскочил, завопил. — Сволочь! — и упал обратно, обессиленный. Он замолчал, почти как я. Подпер голову руками, выкатил глаза на стол и посидел так, раскачиваясь. Затем всхлипнул басом:

— Работать на такую тварь! Это же надо докатиться! Все мы докатились. Ты, небось, тоже на него ломаешься, признавайся…

Я протянул ему полный стакан. Он чуть хлебнул оттуда, и на него напала икота. Минуты три он тщетно пытался что-то выговорить, судорожно дергался, испуганно целившись в стол, одним словом, мучался. В результате — протрезвел. И понял, что наболтал кучу лишнего. Мгновенно краски любви в его лице поблекли: немец с ненавистью покатал по столу ребристую стеклотару и стал убийственно мрачным.

— Забудь, что тебе говорили, ясно! — сказал он напрямик. Ручищи его сжались в шары, и я почувствовал, что мне нехорошо. Сработала защитная реакция — я привычно притворился пьяным.

— Все! — сказал я. — Забыл. Раз тебе надо, значит все. Ты мой лучший друг! — перегнулся через стол и поцеловал в губы. Получилось неожиданно, поэтому Мясоруб не успел отшатнуться. Он удовлетворенно облизался, отвернулся и выдал вопль:

— Юнг! Сюда, сволочь! “Жидкий воздух” со льдом!

Поверил, значит. Хотя кто его знает. Во всяком случае разрешается передохнуть, пока обошлось. Вообще, он мальчик что надо: сильный, смелый, чистокровный… Но есть у него одна беда — природа обделила его мозгами. Когда он заливает в себя больше, чем можно, это становится особенно заметно. Что-то там у него в голове барахлит, будто выключатель срабатывает. Недавно, к примеру, вылакав пяток — другой графинов, Мясоруб полез ко мне с нескромными предложениями вечной мужской любви Влажно глядя мне в глаза, он звал в гости, но я благополучно удрал тогда. А сейчас его откровенность перешла границы допустимого идиотизма. Да…

— Ловкач, — тихо сказал я подошедшему официанту. — Счет.

— Что? — встрепенулся Мясоруб. — Ты уходишь?

— Да, — неохотно признал я, — проветрюсь, пожалуй.

— Погоди, пойдем вместе. Сейчас допью…

Я отсчитал, сколько требовалось, швырнул хрустящие на стол, направился к выходу. Сзади громыхнул сиплый бас: “С меня возьми”, и я ускорил шаг, панически придумывая, что же делать.

Он догнал меня у дверей, на улицу мы вышли вместе, было жутко темно. Свет, льющийся из витрин “Бутсы”, освещал лишь крохотное пространство улицы, и этот освещенный участок торопливо пересекал насреддин. Ага!