Алексей Калугин - Лабиринт

– Вот ты, оказывается, что умеешь! А как тебе это понравится?

Баслов бросил под ноги механика объемистый пакет, начиненный взрывчаткой с заправленным и подожженным фитилем.

Кийск уже даже и не пытался остановить его, увлеченного азартом боя. Баслов собрался испробовать все средства, имеющиеся в его небогатом арсенале, и сделал бы это несмотря ни на что.

Рвануло так, что стены содрогнулись. Взрывная волна с клубом подхваченной пыли, ворвавшись в парадное, распахнула двери квартир на площадке первого этажа.

Механик недвижимо стоял на том же месте, словно даже и не заметив произошедшего.

– Уходить надо, – наклонившись вперед, Кийск уперся руками в колени. – А то дождемся, что он фугасом по подъезду влепит.

– По-моему, с ним что-то происходит, – удивленно произнес Баслов, осторожно выглянув из-за изрубленного лучом дверного косяка.

Нижний пояс, охватывающий туловище механика, приподнялся, чуть сдвинулся в сторону, и из-под него посыпалось что-то похожее на комки мятой черной бумаги, размером с кулак. Упруго ударившись о землю, это нечто развернулось и превратилось в паукообразных уродцев с крохотными телами и торчащими во все стороны тонкими, суставчатыми конечностями. И секунды не прошло после удивительной трансформации, как вся стая бросилась к подъезду.

Баслов вскинул автомат и выстрелил в ближайшего паука. Пуля раздавила его тело, ноги же, отлетевшие в стороны, продолжали судорожно дергаться, словно продолжая безумный бег.

– Мещерский! Лейн! К двери! Не давайте этим тварям ворваться в парадное! Кийск, уводи остальных через квартиру, на другую сторону дома!

Двое солдат и Баслов, стараясь не подставляться под прицел механика, на плече которого пульсировала, готовая в любую секунду открыться, диафрагма, скрывающая ствол лазера, беспорядочно, наперебой палили по паукообразным тварям. Кийск с остальными бросился к распахнутой двери квартиры.

Обстановка внутри была скудная, однообразная, мертвенно-серой расцветки. Осматриваться времени не было. Кийск на бегу распахнул стенной шкаф и, схватив с полки, бросил в подставленную солдатом сумку несколько таких же серых комбинезонов, решив, что это будет более подходящей одеждой для следующего визита в город. Подбежав к окну, которое изнутри было таким же зеркальным и непроницаемым для взора, как и снаружи, он с размаху саданул по стеклу прикладом автомата. Стекло загудело, завибрировало, но осталось невредимым. Кийск перевернул автомат и, трижды выстрелив, проделал в стекле три отверстия с разбегающимися паутинами трещин.

Истошно, с надрывом заорал пехотинец с отрезанной рукой. Он только сейчас пришел в себя от первоначального шока и со страшной отчетливостью понял, что сделался калекой.

– Вколите ему что-нибудь! – раздраженно приказал Кийск.

– Уже сделали.

– Вколите еще! Сделайте что-нибудь, чтобы он умолк!

Кийск принялся с остервенением бить в стекло ногой. Стекло покрывалось все более плотным узором трещин. После пятого или шестого удара оно наконец разлетелось с плотным хлопком, взорвавшись тысячью темных стеклянных брызг. Стволом автомата Кийск провел по периметру окна, очищая его от застрявших осколков, и выглянул наружу. За окном, через улицу, стоял точно такой же дом. Механиков видно не было.

– Прыгайте! – велел солдатам Кийск, а сам побежал за Басловым и оставшимися вместе с ними пехотинцами.

Сдержать натиск пауков пальбой из автоматов, стреляя одиночными, даже из трех стволов одновременно, было невозможно. Баслов разбил об асфальт бутылку с зажигательной смесью и подпалил ее. Но даже огонь не мог остановить мерзких тварей.

Механик, не предпринимая никаких новых действий, только наблюдал за происходящим.

– Уходите! – крикнул Баслов солдатам и, встав в дверном проеме, стал бить набегающих пауков прикладом.

Одна из тварей вцепилась ему в башмак. Тряхнув ногой, Баслов размозжил ее о стену. Другой паук, проскочив в это время в парадное, подпрыгнул и, зацепившись парой ног за штанину пехотинца Лейна, проворно вскарабкался по ней и прижался к бедру. Лейн только успел вскрикнуть и сбить паука ударом кулака. В следующее мгновение он привалился спиной к стене и начал медленно оседать на пол. Мещерский раздавил паука ногой и подхватил Лейна за локоть. Глаза у того уже закатились под веки, и он мешком повис в руках товарища.

На площадку первого этажа выбежал Кийск.

– Баслов! Кончай! Уходим! – крикнул он.

Он сбежал вниз по лестнице и, подхватив Лейна под другую руку, помог Мещерскому втащить его наверх.

– Там еще Стеньков остался, – тяжело дыша, с трудом выговорил Мещерский.

– Он уже труп, – с жестокой прямолинейностью осадил его Кийск. – Нам бы этого дотащить.

Нагнавший их Баслов, прежде чем войти в дверь, развернулся и бросил вниз, на спины заполнивших парадное пауков, самодельную бомбу.

– Куда? – спросил кто-то из солдат, когда все они оказались по другую сторону дома.

Дома стояли ровными рядами, так что улица просматривалась из конца в конец. Спрятаться было некуда. В какую бы сторону они ни побежали, велика была возможность снова встретиться с обогнувшим дом механиком.

Они бросились к соседнему дому и, так же, как в первом, выбив окно в квартире на первом этаже, выбрались на параллельную улицу. Пройдя насквозь еще один дом, они повернули в сторону окраины.

Двигались они слишком медленно из-за того, что двоих – не приходящего в себя Лейна и совершенно ошалевшего от лошадиной дозы наркотика солдата, потерявшего руку, – приходилось тащить на себе.

Механик, – то ли с которым они уже встречались, или какой другой, – возник на пути прежде, чем они успели добраться до окраины города. Люди укрылись в подъезде и замерли, зажав в руках бесполезные автоматы. Механик, словно и не заметив их, неспешно проследовал мимо.

Привал сделали, только выбравшись из города и найдя спрятанные велосипеды. Ехать на велосипедах с двумя тяжелоранеными было невозможно, поэтому на базу за помощью отправили только одного велосипедиста. Остальные укрылись в кустах.

Молодых солдат все еще трясло от пережитого напряжения. Кийск чувствовал, что у него внутри тоже поднимается дрожь, но это была не реакция на опасность, а глухое раздражение и злость. Мир, вставший на дыбы, грозил раздавить их, а капитан Баслов, такой же, как и все, слабый и бессильный, не желал понять, что надо не геройствовать, а просто дать людям спокойно дожить отпущенные им дни. В этом мире от них уже ничего не зависело. Они были щепками разбитого корабля, несомые сметающей все на своем пути волной.

Кийск подполз к краю кустарника и, раздвинув ветви, выглянул наружу. Если не смотреть в сторону города и срытого шоссе, то можно было обмануть себя, убедив в том, что все осталось по-прежнему, как было, – и небо, и лес, и кузнечики в траве, и весь мир, и ты в нем.