Владимир Брагин - В Стране Дремучих Трав

Думчев. Совсем не страшно, если гостя что-то или кто-то испугает в Стране Дремучих Трав. Но я боюсь, если он испугается своего испуга.

Я. Как странно Думчев говорит, но смысл его слов мне понятен. Ах, как мне хочется сидеть с Думчевым на самых обыкновенных стульях, пить крепкий чай, слышать телефонные звонки, голос диктора и вспоминать, только вспоминать Страну Дремучих Трав!

Думчев. Надо завтра же сказать гостю: то, что вы с собой принесли и потеряли, то и должно помочь.

Я. О чем там Сергей Сергеевич говорит? Ведь обе крупинки потеряны навсегда.

Думчев. Опыт, еще один опыт…

И тут я не сдержался и, обращаясь к Думчеву, громко воскликнул:

— Сергей Сергеевич, объясните же, скажите толком! Ведь то, что я принес, утеряно?..

Повернувшись ко мне, Думчев спокойно ответил:

— Не торопитесь! Завтра я ставлю опыт… Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Сергей Сергеевич, — ответил я, ничего не поняв, и повернулся на другой бок.

Шумно катила речка Запоздалых Попреков свои волны, и беспокойно дрожал на ее водах луч луны.

Я уже стал засыпать, когда до меня в тишине ночи долетели слова Думчева: «Воздух ушедших минут…»

Что за странные слова: «Воздух ушедших минут»? Я прислушался. И вот Думчев снова проникновенно и с большим волнением повторил: «Воздух ушедших минут…»

— Сергей Сергеевич, что за загадки? Что такое «воздух ушедших минут»?

Из-за облака вышла полная луна, и показалась она мне бесконечно, бесконечно далекой. Никогда в жизни я не видел такой далекой луны.

— Сергей Сергеевич!

Думчев не ответил. Я подбежал, наклонился над ним. Он дышал ровно и тихо. Спал, как ребенок.

Я вернулся, забрался в мешок. Утром надо спросить Думчева, как понять странные три слова: «Воздух ушедших минут».

И уснул.

Подземный ход

Проснулся я поздно. Утро давно наступило.

— Доброе утро, Сергей Сергеевич! — сказал я.

Никто не ответил. Я увидел, что около меня стоит горшочек с ложкой. В горшке была обычная наша еда. На земле я увидел, что из камешков сложены слова: «Вернусь поздно». Я позавтракал и стал ждать. Деревья-травы все еще были прибиты к земле. Вчера мне казалось, что жизнь в Стране Дремучих Трав навсегда иссякла, прекратилась. А теперь, к своему удивлению, я увидел, что все вокруг меня звучит, шелестит, звенит, двигается, летает. Как всегда.

«Куда ушел Думчев? — подумал я. — Как понять те странные слова, которые я вчера услышал: „воздух ушедших минут“? Не во сне ли их произнес Думчев?»

Бабочка с огромными бурыми крыльями беспомощно билась о берег речки. Крылья ее были поломаны. И вода относила ее все дальше и дальше. Вот в речке появилось какое-то чудовище с большими ногами и огромной головой. У чудовища из-под шеи выдвинулась маска. Маска откинулась, точно на шарнирах. Острые когти маски впились в тело плывущего насекомого, и снова маска вернулась на прежнее место — жертва поднесена к пасти чудовища. Мне вспомнилась запись Думчева на одном из листов. Там он называет чудовище с маской личинкой стрекозы. А в первой микрозаписке, которая была в букете цветов, он писал: «При помощи водяных выстрелов движется личинка стрекозы. По этому принципу летит в небо горящая ракета во время больших праздников и народных гуляний. При помощи этого же способа передвижения люди поведут свои воздушные корабли с Земли на Луну…»

Вот личинка стрекозы поплыла. Двигалась она мягкими толчками. Ногами не гребла, но тем не менее передвигалась быстро: вбирала в себя воду и выпускала обратно.

Время шло. Думчев все не возвращался.

Почти машинально я следил за другим существом с маской. Вот оно подплыло к кочке. На миг замерло. Но что это? Водевиль с переодеваниями? На спине у этого уродливого чудовища лопнула кожа. Образовалась трещина. Кожа расползалась. Из трещины вылезло совсем другое существо: огромные глаза, длинное изящное брюшко и тонкие смятые крылышки. Что же будет дальше?

Утреннее солнце уже грело, даже чуть-чуть припекало. И в розовых лучах наливались жизнью и постепенно расправлялись молодые трепетные крылышки стрекозы, начинали отсвечивать изумрудом зелени. Стрекоза только что, при мне, появилась. Пройдет еще немного времени — окрепнут ее крылышки. И взлетит стрекоза легко и грациозно, высоко-высоко.

Вот в речке появилось какое-то чудовище с большими ногами и огромной головой.

Конечно, если я не исследую Страну Дремучих Трав и если не сообщу людям о поисках, находках и открытиях Думчева, а буду только созерцать, размышлять, вспоминать, то вся моя жизнь скоро станет на самом деле не настоящей жизнью, а только карикатурой на жизнь всякого настоящего человека на земле. Как плохо, дурно и неряшливо я обращался когда-то со своим временем. Как много дней у меня когда-то уходило зря, по пустякам!.. Вот бы написать и сделать фильм о приключениях двух людей в Стране Трав!

Странный шорох привлек мое внимание. Мимо, перебираясь через сломанные деревья-травы, проползла гусеница. Теперь я уже кое-как научился узнавать некоторых животных. А ведь совсем недавно я такую же гусеницу принял за… удава. Но теперь меня озадачило только то, что у «удава» две головы. Одна голова глядела вперед, а другая приросла к хвосту и осматривала пройденный путь. Я сразу догадался, что это одно из подопытных животных Думчева. Вспомнил его «поляну хирургии» и пошел за «удавом». Вдруг он исчез, словно сквозь землю провалился. И тут я увидел между деревьями, у их корней, полуприподнятую над большим круглым отверстием каменную плиту. Я увидел, что мелкие камешки и песчинки, из которых она изготовлена, добротно и надежно сцементированы друг с другом. Еще больше я удивился, заметив, что вокруг плиты закинута петля. Потянул и вытащил из шахты… веревочную лестницу. Работа Думчева?! «В этой стране, где гусеницы плетут сверхкрепкие нитки и веревки, не надо удивляться, если человек сплетет веревочную лестницу», — сказал я себе. Спустил веревочную лестницу и полез в шахту. Чем ниже я спускался, тем светлее и светлее становилось. Вот уж и дно шахты. Я пошел по широкому коридору. Он был освещен совсем так, как и дом Думчева, где я нашел его листы с записями. По-видимому, заботливая рука хозяина в разных местах подземелья расположила гнилушки и светящихся насекомых. Свет был не яркий, но все же я различил: по обеим сторонам коридора тянутся кладовые, камеры, чуланы. Вместо дверей — шелковые шторы.

Подъемы, спуски, неожиданные повороты, круглые залы — и всюду мягкий, ровный, неяркий свет. Воздух помещения был пропитан пахучими и едкими веществами.