Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
Он выплеснул пару ковшей на печь, опустил веники в горячую воду.
– Слышь, Антонович, а ты массировать-то умеешь? После веника помассировать чудо как хорошо!
– Я постараюсь, Кузьмич. Давай, начиная с меня, – и он улегся на широкую лавку.
Обе женщины, повернув головы, с интересом наблюдали за процедурой охаживания вениками – Кузьмич работал обеими руками. Сперва он легонечко прошелся по телу Виктора – разогрел его, затем прошелся посильнее, потом стал обрабатывать вениками отдельные части тела. Виктор покряхтывал, поворачиваясь и подставляя себя Кузьмичу со всех сторон.
– Теперь иди, окати себя холодной водой из бадейки – речки-то рядом нет. Ну, бабоньки, с которой начнем? Давай с тебя.
Кузьмич подошел к Лене и стал водить над ней вениками. На спине Лены выделялись белые следы от лифчика и трусов, а загар был неяркий, малозаметный – если бы не эти белые следы, то можно было бы подумать, что все это естественный цвет ее кожи.
Кузьмич прошелся по спине и ногам Лены и наказав обождать принялся за Виолетту.
– Где же этот ты так загорела, красавица? Загар-то не наш, не московский.
– Далеко, Кузьмич. В горах, мы там работали.
– Ну, ну! Смотрю, загорала ты без мужиков!
– А у нас там свой пляж был, женский …
Поработав над спиной и ногами Виолетты Кузьмич вернулся к Лене и начал ее охаживать как следует – Лена терпела-терпела и начала орать в голос.
– Терпи! Спортом не занимаешься! Вон сколько сала нагуляла! Давай терпи!
Огладив ее веником Кузьмич прогнал ее остужаться – Виктор вылил на нее бадейку холодной воды, после чего Лена, прикрываясь руками, вернулась в парную и легла погреться.
Виолетта под вениками Кузьмича сперва покряхтывала, а потом начала постанывать, что Кузьмичу очень понравилось.
– Ты покричи, покричи! Это полезно. Когда кричишь воздух легкие прочищает.
– Кузьмич, можно мне … перевернуться?
– А чего спросила-то?
Виолетта перевернулась на спину и Кузьмич начал обрабатывать ее спереди.
– Не боись, твою молочную ферму не трону … Долго еще кормить-то будешь? Малец у тебя большущий!
– Я уже приучаю его к обычной пище из молочной кухни …
– Не боись, я живот твой не обижу. Роды нормальные были?
– Нормальные.
– Тогда маленько постегаю – это полезно, мышцы восстанавливает. А еще ногу подними, я тебе ногу обработаю.
Он нагнулся к ней и тихонько прошептал:
– А Ленка своей пизды лысой стесняется! – и лукаво подмигнул Виолетте.
Он по очереди обработал вениками ноги Виолетты.
– Теперь беги, пусть тебя Антоныч холодной водой обольет!
Разомлевшие и голые Виктор и женщины сидели за столом в предбаннике и слушали Кузьмича – правда, Лены обернулась полотенцем, но не вся, а только в нижней части.
– Если бы не Анатолий, то не знаю, как бы я жил … Он меня сюда вытащил, он нашел и привел лошадей, он мне молодых подкинул … Что Гена, что Настя – оба золотые ребята. Работы не боятся, ко мне со всем почтением. Я их полюбил, верите? Как родных …
Кузьмич нахмурился и помолчал. Видимо, вспомнил сына, который от него отказался, когда Кузьмича арестовали в свое время по ложному доносу о сотрудничестве с немецко-фашистскими оккупантами.
И после реабилитации и вручения ему партизанской медали сын к отцу не пришел.
– Я Настю учу банному делу, она уже может и побанить … Но к вам ее постеснялся пустить. Честно. Я старый, но первый раз вижу, чтобы промеж двух баб и одного мужика такая любовь была … Молчите, я все вижу! У вас любовь настоящая, душевная, не похоть. Вы меня, старика, простите, но я все вижу! И какая любовь промеж вас, и какое уважение …
ПОСЛЕ БАНИ
– Ух, какие вы … разомлевшие! Папка, а я тебе пивка припасла!
– Спасибо, милая моя Машенька!
– А мне? – спросила Лена скорее для порядка.
– Ничего, обойдешься. Пока Виоле нельзя, так и не дразни ее.
Женщины пили чай с какими-то духовитыми листьями, а Виктор тянул пиво банку за банкой.
Потом он устроился на полу около ног Виолетты. Та сидела на диване и забавлялась с Витенькой. Дверь в коридор осталась открытой и Лена подошла к ней.
Виктор гладил колени Виолетты и целовал их.
Трудно поверить
Что было лето,
Ведь сосульки
Лишь изредка капали.
Она представилась – Виолетта.
Сосульки сверкнули,
Забыв прокапать.
И сердце забилось,
И даже звезды сверкнули,
Напомнив это,
Что несмотря
На снежный покров -
В душе и природе
Лето.
Виолетта гладила его волосы и из-под закрытых век ее глаз сползли две слезинки.
– Лена, иди к нам! – увидела она Лену за дверью, – Садись вот сюда.
Виктор снял одну руку с колен Виолетты и положил ее на колено Лены, сдвинув вверх подол ее платья. Он поцеловал колени и прижался к ним лицом.
Нет,
Никогда не говори мне нет,
Не говори мне!
И если постучу я в дверь,
То отвори мне.
Отвори мне!
И если
Мне нужна твоя ладонь,
То дай мне.
Дай мне!
И если память
Никогда
Моя
Тебя не отпускает,
То прости мне.
Прости мне!
Такая неистовая боль звучала в его голосе, что обе женщины стали гладить его волосы, и их руки сталкивались, но они старались не мешать друг другу.
До конца,
До тихого креста
Пусть душа
Останется чиста!
Перед этой
Желтой, захолустной
Стороной березовой моей,
Перед жнивой,
Пасмурной и грустной
В дни осенних
Горестных дождей …
Он читал совсем тихо, про себя и для себя, и от этого обе женщины поежились и обняли друг друга.
….
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста.
Пусть она
Останется чиста
До конца,
До смертного креста!
Витенька удивлялся – что это обе мамы плачут? И почему они так гладят папу, а он спрятал лицо между их ног и ничего больше не говорит?
А потом его оставили с Машей, а сами обняли папу и куда-то увели.
Лена и Виолетта привели Виктора к нему в квартиру и уложили его в кровать. И склонились обе над ним, целуя и гладя.
– Витя, я так люблю тебя! Милый мой! Но я не могу лечь рядом с тобой, потому что Лена тоже любит тебя и сидит рядом …
– Витя! Мы так любим тебя обе … Я не знаю, как сказать … Виола права – я тоже не могу лечь с тобой, потому что она тут рядом …
