Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Кто? гневно воскликнула она и осеклась. Ее губы сжались в одну линию. Следующая фраза прозвучала глухо и безразлично: Скажи ему нет. Я не приду к нему. Даже если ты принес мне официальный императорский вызов. Корусан ничем не выказал своего удивления.

Он вовсе не вызывает тебя. Сейчас он развлекается со своими леди. Он недооценил эту женщину. Отравленная стрела не достигла цели. Она даже не изменилась в лице, но все же встала и вышла из-за стола.

Тогда зачем же ты здесь? Неожиданность. Она была ниже его, хотя казалась высокой. Ее выдержка вызывала невольное уважение. Корусану начинала нравиться эта женщина с Островов. Он неопределенно пожал плечами.

Я подумал, тебе хочется знать, что происходит с ним.

Почему? С какой стати тебя заботят мои проблемы? Он сказал половину правды:

Я не хочу, чтобы одна из тех леди понесла от него. Она ударила его. Больно. В плечо. Он мог бы легко уклониться, если бы захотел, и она знала об этом. Она прикусила губу и опустила кулак.

Когда-нибудь, сказала она, ты сам устыдишься своих слов. Он вновь безразлично пожал плечами.

У каждого из нас есть свои маленькие слабости. Она вернулась на свое место и села. Она совсем не боялась его. Это могло быть отвагой, но могло быть и глупостью. Она взяла перо и покрутила его в пальцах, но глаза ее неотрывно следили за ним.

Ты его тень, сказала она, так все тебя сейчас называют. Скажи, ты следуешь за ним по пятам из любви к нему или потому, что тебе нравится держать в своих руках его жизнь?

Я рядовой охранник и слуга императора, ответил Корусан. Что касается внутренних моих побуждений, то нож убийцы мог поразить цель. В вашей стране что-нибудь знают о людях долга?

Мы знаем, что Асаниан таит в себе много загадок, и оленейцы самая неразрешимая из них. Значит ли это, что ты верен только своему долгу, но абсолютно свободен в других отношениях?

Ты верно все понимаешь, сказал, поклонившись, Корусан.

Он вряд ли согласится с тобой. Перо сломалось в сильных и гибких пальцах. Она с большой осторожностью положила на стол оба обломка, словно боялась причинить им еще больший вред.

Что же тебе надобно от меня?

Понять тебя.

Зачем?

Затем, что мой господин тебя любит. Ее наконец прорвало.

Прекрати! Она стукнула кулаком по столу. Прекрати все это немедленно. _ сыта по горло уже тем, что он постоянно травит меня и, видимо, собирается довести до сумасшествия. Я не обязана терпеть то же самое от его рабов или слуг!

К вам приходил кто-нибудь еще? спросил Корусан быстро.

Нет. Она обхватила голову руками. Это не было жестом отчаяния или усталости. Казалось, жрица пытается взять в тиски некую раздирающую ее силу.

Уходи, глухо сказала она. Он пошел. Она вовсе не собиралась выставить его так скоро. Но он не был варьянцем и остро реагировал на слова. Вэньи опустила руки. Его тень ползла через комнату к двери, затем дверь захлопнулась, и тень исчезла. Она припомнила, как подрагивали его руки, как лихорадочно блестели глаза. Он болен, подумала она. Он очень болен или прикоснулся к пламени, в котором сгорает его хозяин. Она схватила первый предмет, который попался ей под руку, футляр для свитков, тяжелый и скользкий. Собрав все силы, она швырнула его в стену. Осколки штукатурки брызнули во все стороны, разбитый участок стены через какое-то время приобрел форму лица. На этом лице горели янтарно-золотые глаза

львиные глаза, как их везде называли. Прежде она думала, что такие глаза присущи каждому асанианину, и лишь сейчас поняла, что это не так. Глаза асаниан были в большинстве своем желтыми, реже коричневыми и никогда звериными. Шайел не выразил большого неодобрения по поводу того, что его будят в середине ночи, но жрица, выглядывавшая из его постели, крайне смутилась. Такой пассаж считался в Асаниане грехом, хотя ни в каких уложениях и уставах не было сказано, что взрослый мужчина должен ночевать один. Шайел приветливо улыбнулся ночной гостье, пригласил войти, указал на стул и предложил выкушать чашечку ароматной воды. Последнее предложение Вэньи отклонила.

Шайел, попросила она, расскажи мне о львиных глазах. Его собственные глаза выражали удивление. Они были чуть золотистыми, крупными, круглыми, но вполне человеческими.

Это марка древней императорской крови, сказал он.

Всегда ли? спросила Вэньи. Он стащил со спинки стула тунику, накинул ее на себя, налил в чашку воды и неторопливо утолил жажду. И лишь потом приступил к разговору.

Говорят, такие глаза встречались когда-то у рабов, в основном у болезненных и хилых. Что-то такое происходит в крови, и, быть может, влияет на цвет глаз. Я не знаю. Я не врач и не знахарь.

А оленейцы? У них тоже существует такое?

Мало кто знает о них, сказал Шайел, но полагаю, что такое возможно. Они слишком замкнуты в своем клане. Они от меня далеко.

Что ты знаешь о том, кого называют императорской тенью? Она упомянула об Эсториане без волнения в голосе и была горда этим.

А, этот юнец! Он человек долга. Я полагаю, Эсториан знает, что это значит.

Сомневаюсь, сказала Вэньи. Как ты думаешь, мог ли кто-нибудь из древнего имперского рода выжить?

Определенно, ответил Шайел, не замечая, что завязывает узлом все чувства Вэньи. Эсториан последний из них. Его глаза перейдут к сыну, и род продолжится, если на то будет воля небес.

Нет, сказала Вэньи, превозмогая боль. Я не имею в виду Эсториана. Я говорю о других. Разве сестра Хирела не вступила в брак?

Джания, пробормотал Шайел. Она удалилась куда-то на запад, едва ли не к морю. Но эта ветвь, я слышал, полностью вымерла, и многое говорит за то.

Но, сказала Вэньи, если это не так, не мог ли род Джании сплестись с оленейцами? Черные воины не принимают в свой клан чужаков. Однако нет правил без исключения.

Нет, решительно заявил Шайел. Их родовая обособленность так же священна для них, как для нас наш алтарь. Но мы можем разрушить алтарь, а они mhjncd` не нарушат чистоту своей расы. Вэньи прикусила губу.

Теперь вот что... Я встретилась с императорской тенью. Совсем недавно он приходил ко мне. Оленеец. Он выглядел странно и словно пытался меня экзаменовать. Мне показалось, что он хочет вернуть меня во дворец. Эти слова дались ей не так легко, как представлялось. Шайел ласково потрепал ее по плечу.

Невозможно понять оленейца. Может быть, он приходил к тебе, чтобы узнать свое будущее.

Скорее всего, нет, сказала Вэньи. Я прогнала его прочь, и он покорно ушел. Свою судьбу он может узнать на рынке. Там ему будет рад любой шарлатан.

Есть разница между шарлатаном и возлюбленной императора.

Я не хочу. Вэньи запнулась и вновь прикусила губу. Прощай, Шайел. Мне очень не нравится его приход. Он совсем не тот, кем хочет казаться. Я знаю, что оленейцы скрытны. Но это не обыкновенная скрытность. Что-то таится под черной вуалью стража, и это что-то очень пугает меня. Шайел пожал плечами и промолчал. Вэньи поднялась и выбежала из его кельи. Она торопливо прошла по пустынным коридорам мрачного здания, вышла во двор. Ночь была темной, безлунной. Покружив некоторое время по саду, деревья которого плотной стеной обступали храм, Вэньи выскочила на улицу и двинулась по наклонной мостовой вверх. Рассвет удивил ее. Она не предполагала, что ночной мрак рассеется так скоро. Она даже на секунду остановилась, раздумывая, не повернуть ли обратно. Столица просыпалась. Воздух наполнился скрипом ставен, послышались голоса. Женщина без вуали, бредущая куда-то по мостовой, могла нарваться на крупный скандал. Асаниан не терпел ослушниц. И все же жреческая туника и тяжелое крученое ожерелье оберегали Вэньи. Только двое или трое прохожих плюнули ей вслед. Остальные почтительно кланялись, завидев жрицу. Дворец встретил ее без лишних вопросов. Некоторые гвардейцы были еще по Эндросу знакомы Вэньи. Щемящая горечь утраты вновь подкатила к сердцу, но приветствия бравых здоровяков звучали радостно и почти нежно. Как видно, ночи, проводимые в бдениях возле гарема, смертельно надоели им. Просто ужасно, что их милорд вздумал вдруг обрюхатить одну из вертлявых, надменных желтокожих девок. Она испытала чувство, схожее с радостью, когда вступила в покои императрицы. Портьеры с окон там были сорваны, диваны и стулья передвинуты к солнечной стороне. Дворец императрицы походил на тюрьму, но такую тюрьму, где узница заводит свои порядки. Вэньи присела на край узкой кушетки. Она не ждала многого от своего визита. Слуги принесли завтрак, она подкрепилась, из предложенных развлечений выбрала книгу и отвергла игру на лютне. Она не предполагала, что сможет проникнуть в святая святых империи столь легко. Что она скажет императрице? Что ее беспокоят тени, возбуждающие Врата? Что к ней приходил оленеец с глазами Эсториана? Смутные подозрения, бред возмущенной души. Да и чего еще можно ожидать от женщины, недавно потерявшей ребенка и лишившейся покровительства своего возлюбленного? Женщина в ее положении поле для произрастания самых диких фантазий. Когда она уже поднялась, чтобы уйти, вошел евнух.