Вячеслав Поляков-Прокопьев - Цивилизация из канализации

«Полагаешь, поможет?»

«Полагаю, настроение поднимет наверняка. В остальном — при наличии твоего на то желания. Любой каприз, как говорится, за ваши деньги! Шучу. А кроме шуток, не может не помочь! Испытано, кстати, не на ком-нибудь, а на мне самом в режиме самовнушения.

Помогает, вопросов нет! Скажу больше: если бы не владение техникой самовнушения, вряд ли бы я с тобой разговаривал… Потчевал бы меня сейчас рогатый вилами в бок, толкал бы на сковородку…»

«Что так печально? Может, ты попал бы в рай!» — С усмешкой написал Константин.

«Это вряд ли. То, что я не праведник, абсолютно точно! В аду самое место таким как я! Впрочем, что это мы отвлеклись, а? Работа стоит. Карабас-Барабас не позволит отлынивать, обязательно накажет!»

Оба снова засмеялись, оторвавшись от бумаги.

«Переходим на официальный тон?» — предложил Константин. Кто-кто, а он точно знал, как вести себя в этой своре крыс в человечьем обличии… да простят меня ИНТЕЛКРЫСы за упоминание их в форме ругательства. Они, конечно же, этого не заслуживают.

Константин с Александром подошли к пульту управления установкой. С первого взгляда, обилием приборов пульт очень напоминал пилотскую кабину самолёта класса «Боинг». И в том нет ни малейшего преувеличения! Действительно, такое множество всевозможных переключателей, экранов, рычажков и контрольных шкал наводило на мысль, что постигнуть все это невозможно. Но недаром говорится, что глаза боятся, а руки делают.

— Вот оно, мое детище! — с гордостью произнес вслух Константин. — Если бы ты знал, сколько бессонных ночей было брошено к ее ногам… или что там бывает у машин… сколько вариантов исполнения отдельных узлов и агрегатов пришлось перепробовать! Одни только тепловые машины, обеспечивающие космический холод — минус двести семьдесят три градуса! — стоили мне несколько десятков седых волос, может, и больше, кто их считал! Да еще сверху, то есть от полковника, постоянные упреки, что я, мол, специально затягиваю завершение работ, типа мщу за отсидку в камере! Обычно его обвинения я сносил молча. Во-первых, споры с ним не доставляли мне никакого удовольствия, во-вторых, отчасти он был прав.

Конечно, вспоминая лишения, которые приходилось испытывать, находясь под арестом, я частенько сбавлял темп работы. И это ввергало меня в глубокую депрессию и размышления о разном — о смысле жизни, о других мирах, обитатели которых, возможно, живут намного счастливее нашего… Конкретно о себе тоже. За что, собственно, именно я подвергаюсь таким испытаниям? Сам понимаешь, на подобные вопросы нет ответов.

А если и есть, то чисто философские… Мое состояние полковник чувствовал на расстоянии. При малейших подозрениях реагировал моментально, присылая ко мне то Татьяну, то еще кого почище. Одним словом, ему удавалось — вновь и вновь — заставить меня работать!

В этой установке я не был особо заинтересован, да и сейчас, после ввода в эксплуатацию, она мне видится неким монстром, могущим поглотить остатки всего того хорошего, что мы наработали за последние несколько тысяч лет! Как человек прогрессивный, занимающийся чистой наукой, допустить такого я не могу, — и не стану. Поэтому установка никогда не выйдет на полную мощность!

Не допущу этого! В нынешнем состоянии она может, конечно, воздействовать на отдельный конкретный разум, но не более. Ко всему прочему, я устроил ловушку в программе в виде обязательного условия: процесс должен происходить по доброй воле испытуемого, без какого-либо принуждения! Несоблюдение этого условия приведет к потере наработанных результатов. Вот так-то, брат, кое-чему я тоже научился! Не бог весть какой из меня конспиратор, но все же… Так что самые эксклюзивные особенности установки сокрыты в моей черепушке.

— Все-все? Все до единой?

— Говорю же — все!

— Не может быть. В твоей голове столько просто не поместится!

Э-ээ, не стыдно? Ты не изменился, не можешь без подколок! Помнишь, как я тебя критиковал за это?

— Помню. А еще помню, как ты просил меня придумать ситуацию, при которой ты стал бы героем в глазах своей девушки. Если помнишь, я тебе не отказал, напротив, всячески содействовал. Помнится, у тебя с ней все сложилось хорошо, ты даже хотел продолжить с ней отношения на серьезной основе… Помню, помню. Как видишь, с юмором у нас обоих было нормально! Надеюсь, так все и осталось.

— Трудно сказать. Это чертово рабство здорово подточило мое чувство юмора. Хотя кто знает, может, оно и восстановится при нормальной — то - жизни. Без полковника, без тревог буквально за все…

— Когда все закончится, тогда и посмотрим. А сейчас давай выработаем маленький наполеоновский план, стратегию на ближайшие дни, так сказать. Я «оглашаю» своих работников просто так, с расчетом, что в дальнейшем они примкнут к нашему движению.

Мне кажется, не так уж много найдется ИНТЕЛКРЫСов, которые не захотели бы избавится от ненавистного им человека, который из них, свободных, сделал рабов, да еще занимается истреблением их сородичей! Такое не прощают.

И не имеет значения, сколько поколений сменило тех, кто пострадал от тирана. Помнят же люди зверства Чингисхана, города, сожженные Ганнибалом, совсем недавнее великое зло Гитлера! Следуя логике вышесказанного, все должно сработать как надо, и нам будет легко поднять народ против тирании, ради свободы!

— Здорово у тебя получается. Со стороны — прямо прирожденный оратор! Ты, случайно, в семнадцатом году прошлого века не выступал с броневика?

— А что?

— Да был в те времена один, все агитировал за свободу и равенство… После чего разорил целую страну!

— Да я, вроде, не лысый и не картавлю, бороды тоже не видать. Только усы — и то редкие, но длинные! — Со смехом ответил Александр. И уже серьезно продолжил: — Я рассчитываю на цепную реакцию.

Когда молва о добром дяде распространится по всем слоям крысиного общества, к нам повалит масса желающих говорить без вспомогательных блокнотов, даже электронных! Тогда-то мы и организуем некое сообщество. Когда ты подписывал контракт с полковником, был ли там пункт, запрещающий объединяться в группы по интересам?

— Нет, такого не было.

— Вот тебе и ответ на вопрос о легализации революции. Конечно, так мы будем называть наше движение только в самом узком кругу, в который пока что входим только ты да я. Еще не время травить волка, пока он в силе и не обложен красными флажками! Когда это случится, мы уже будем недосягаемы для его мести.