Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06

Последнее слово прозвучало несколько угрожающе, и Арчеда вспыхнул:

— Да меня и без рекомендации везде с руками оторвут! Вы что же думаете, на вашем пыльном стеклышке свет клином сошелся? Меня вон в бар Союза писателей приглашают! Зеркало — три на четыре, а я еще, дурак, думаю… И попрошу мне не тыкать! — взвизгнул он вдруг.

— Что за амикошонство!

— Я не намерен продолжать разговор в подобном тоне, — проскрежетал, сдерживаясь из последних сил, распорядитель. — Собрались уходить? Ну что ж — ваше право! Насильно никого удерживать не стану…

Далее голос его возник уже в павильоне.

— Что за бардак?! — сдавленно осведомился он. — Почему занавеска не на месте? Не видишь, что ее сквозняком вправо откинуло? Продерите глаза — утро на дворе! Вот-вот хозяин вернется!

Бедная обслуга…

— Пережимаешь, — по обыкновению ворчливо заметил Леониду Витальевичу дядя Семен. — Смотри, как бы в самом деле без места не остаться. — Хмыкнул, подумал. — Не нравится мне, что и он на биржу зачастил…

— Кто?

— Кто-кто!.. Распорядитель. Не к добру это, Леня, ох, не к добру…

Егорка помалкивал, поглядывая с уважением и робостью на бедового дядю Леню.

Василий Полупалов заявился лишь к полудню. Отражение его прибыло на полчаса раньше, что вполне естественно, поскольку расстояний в глубоком Зазеркалье, можно сказать, не существует и перемещение происходит, по сути, мгновенно, — не в трамвае трястись.

— Здравствуй, Васенька! Что-то долгонько ты, свет наш…

Отражение Василия Полупалова обвело очумелым взглядом собратьев по ремеслу и, присев к столу, надолго задумалось.

— Чистенький, глаженый… Откуда ж ты такой?

— Ну, не томи, не томи! Где был-то?

Отражение подняло голову.

— Знаете, ребята… — несколько глуховато произнесло оно. — А этот мой Василий, оказывается, штучка. Я-то думал, обыкновенный алкаш…

— Обыкновенных алкашей не бывает, — мудро заметил дядя Семен. — Только необыкновенные… Ты рассказывай давай!

— Да что рассказывать! — с горечью сказал Василий и жалко скривил рот. — У дамы был. Там и заночевал.

— Неужели на проспекте снял?

— Нет. Старая знакомая.

— А чего тормознутый такой?

Отражение Василия Полупалова нахохлилось — и вдруг ни с того ни с сего грянуло кулаком по хлипкому отражению стола.

— Бездарь! — рявкнуло оно, страшно раскрывая глаза. — Гнать таких в три шеи! В статисты! В осколочники!

— Э! Э! Ты чего завелся?

— На штампиках! — ядовито изрыгал Василий. Лицо его подергивала судорога. — На ужимочках выехать решил! Мебель тебе отражать, а не живых людей! — Застонал с ненавистью и снова приложился кулаком — на этот раз к собственному лбу.

— Васенька! — отечески ласково обратился к буяну дядя Семен. — Ты подробнее можешь?

Василий с трудом взял себя в руки и нахохлился вновь.

— Ну, в общем… — начал он еще глуше. — Прибыл, куда было велено, смотрю — ничего понять не могу. Мало того, что не ментовка: ни одного бродяжки в труппе — сплошь приличные люди… Ага, думаю, накладка… Хрен там — накладка! Слышу: «Василий Полупалов, ваш выход!» Подлетает партнерша… — С каждым словом отражение делалось мрачнее и мрачнее, того и гляди опять кулаком шандарахнет.

— Бабе лет под сорок… Холеная, вся в коже, воротник норковый. Причем не из этих, не из торгашей — культура чувствуется… Иду я с ней, дурак дураком, к павильону, а сам думаю: если у Васьки моего такие знакомые, то это что же получается? Получается, никакой он не алкаш! Совсем недавно с нарезки слетел.

— А я тебе о чем с самого начала твердил? — не устоял перед соблазном назидания дядя Семен. — С двойным дном твой Василий! У меня глаз наметанный, я не ошибусь! Вот если бы ты сразу прежней его жизнью поинтересовался…

— А как бы я это сделал? Он же мне свободной минуты не давал! Если выйдет на улицу, то до киоска — и обратно.

— Ну а ночь-то на что?

— Так он и ночью все время вскакивал, свет включал.

— Да ладно тебе, дядь Семен! — вмешался Егор. — Дальше гони, Вась!

Василий болезненно зажмурился, помотал головой.

— Стыдуха! — сдавленно признался он. — Позорище! Ну не было еще со мной такого… Черт бы драл эту старую знакомую! Как подменили Васятку моего! Я по эту сторону зеркала бомжа леплю, а он по ту сторону — интеллигента! Представляешь, Леня: в ритм попасть не могу!

Не зная, что ответить, Леонид Витальевич полез было снова за сигаретами, но, взглянувши на дядю Семена, спохватился и спрятал пачку.

— Самые лучшие бомжи как раз из интеллигентов, — с неловкостью проговорил он ни к селу ни к городу. Возможно, хотел утешить.

Судорожно вздохнув, Василий возвел покаянные глаза к дяде Семену:

— Короче, прав ты был, Сеня. Прав во всем. Тут не просто отражать — тут воспитывать надо.

Егорка взгоготнул. Дядя Семен насупился.

— Тоже смотри не переборщи, — сурово заметил он. — А то был уже случай. Взялся один такой воспитывать. Да кого! Сергея Есенина! Еще и в белой горячке…

— И что? — жадно спросил Егор.

— Ну, тот смотрел-смотрел, а потом как схватит трость — да по морде набалдашником! Зеркало, разумеется, вдребезги! Воспитатель! Такое место потерял!.. На бирже его с тех пор иначе как «Черный человек» и не звали.

— Почему черный?

— Потом объясню. У вас этого в лужах не проходили… Но ты, Вась, все-таки подробнее давай. Нас-то ведь твои дела тоже касаются…

Отражение Василия Полупалова покивало, сосредоточилось.

— В общем, из беседы их я так понял, — проговорило оно медленно и мрачно, — что запил мой Васек сразу же, как только жену схоронил. Запил, зеркало грохнул…

— Ага… — соображая, пробормотал Леонид Витальевич. Пальцы рук его танцевали, словно ощупывали какой-то незримый предмет. — Ну вот уже кое-что прорисовывается… То-то я думаю: неужели у него раньше в квартире ни одного зеркала не было?

— Грохнул нечаянно или нарочно? — уточнил дядя Семен.

— Нарочно. Померещилось ему что-то по пьянке.

— А что?

— Не знаю. При ней он говорить не захотел.

— При ком?

— Ну, при старой знакомой этой! У кого он сегодня ночь провел.

Отражения переглянулись, задумались.

— А вдруг… — замирающим голосом начал Егорка — и все обернулись к нему. Сглотнул, облизнул губы. — А вдруг он в зеркале жену увидел?

— Хм… Это в смысле — покойницу? — Василий и Арчеда озадаченно посмотрели на дядю Семена.

Тот мыслил. Губами жевал.

— Всяко бывает… — нахмурившись, молвил он наконец. — Если, скажем, зеркало занавесить забыли или простыня с него как-нибудь случайно соскользнула… Словом, если покойник в нем хоть раз отразился… тогда — да…