Джон Шерилл - Брат Андрей, Божий контрабандист

Поэтому, вернувшись в Голландию, к молитвам Корри, Ханса и Рольфа с Эленой я прибавил еще одну. Мы стали просить, чтобы каким-нибудь образом к нам присоединились китайские христиане и несли бы в своей стране то служение, которое история сделала для нас невозможным.

Глава 21

Двенадцать апостолов надежды

Тем временем стало ясно, что нам нужно увеличить количество членов команды. Не только для работы в Китае, но и в других местах. Малопользы, если мы появимся в стране с обещанием любви и заботы, а потом о нас никто больше не услышит. Мы хотели регулярно посещать все коммунистические государства, по крайней мере раз в год, а в идеале еще чаще. Хорошо было бы приезжать парами, потому что мы поняли, что пара выглядит лучше, чем одинокий миссионер. Но где отыскать достаточное количество партнеров, чтобы осуществить эти желания?

Дело не в том, что нам было трудно найти добровольцев. Почти после каждого нашего выступления люди предлагали свою помощь. Проблема заключалась в том, чтобы узнать человека, посланного нам Богом. Пытаясь отделить искателей приключений и просто любопытных, я часто говорил: "Как только начнется ваше служение за Занавесом, свяжитесь со мной и давайте посмотрим, сможем ли мы работать вместе".

Однажды так и произошло. Я получил письмо от молодого голландца по имени Маркус. "Не знаю, помните ли вы речь, с которой выступили в библейском колледже Суонси в Уэльсе, - писал он. - Вы сказали: "Когда вы начнете работать за Железным занавесом, мы сможем поговорить о взаимном сотрудничестве". Итак, я здесь. Поэтому давайте поговорим". Письмо было со штемпелем из Югославии.

"Взгляни-ка на это!" - сказал я Корри. Она прочитала письмо Маркуса. Неужели этот человек был предназначен для совместной работы с нами? Мы решили, что, если он опять напишет нам, мы примем его предложение всерьез.

Через несколько месяцев мы снова услышали о Маркусе. Он приехал в Югославию во второй раз. В третьем письме из Югославии он сказал, что выполнил наше условие. Теперь он хотел встретиться с нами.

Однажды Йоппи вбежал в кабинет, где я пытался разрешить извечную проблему с корреспонденцией.

"Папа, приехал Маркус".

Я вскочил из-за стола и сбежал вниз по лестнице. Он понравился мне сразу, как только я увидел его. За чашкой кофе он рассказал о своих приключениях в Югославии. Он уехал с грузом литературы, которую раскладывал на прилавках магазинов или на скамейках в парке. Затем вставал рядом и, когда люди подходили, начинал разговаривать с ними. Это был довольно скучный вид благовествования, признался он, но он учился.

"Думаю, я разрешу тебе поехать с Рольфом, - сказал я. - Он представит тебя некоторым пасторам и членам церквей. Поговори с ними, Маркус. После возвращения скажешь, хочешь ли ты продолжать работать с нами".

Рольф с Маркусом ездили по Югославии и Болгарии три недели. Когда они вернулись, мне не надо было спрашивать Маркуса, хочет ли он стать членом нашей команды. Ответ на этот вопрос я увидел у него на лице.

"Я все представлял совсем не так", - сказал он.

Так Маркус присоединился к нашей маленькой группе.

Но с его приходом нам показалось, что объем работы не уменьшается. Скоро нам всем пришлось ездить еще больше, чем раньше.

Через два месяца после включения Маркуса в нашу группу, мы с Хансом отправились из Европы в единственную коммунистическую страну Нового мира. Мы работали в Чехословакии, когда получили визы на Кубу. Это была первая поездка Ханса в Америку. Какой контраст с холодной и серой Прагой! В Гаване нас встретило жаркое солнце и ослепительно белые здания. Люди были веселыми и хорошо одетыми. В автобусе по пути из аэропорта в Гавану все пассажиры через некоторое время начали петь.

Ханс отправился прямо в провинцию Ориенте на востоке острова, а я остался в столице и поселился в гостинице "Гавана Либре". Я не удивился, когда получил обычную повестку в полицейский участок. Я также не удивился и долгому ожиданию в коридоре, потому что все бюрократические страны одинаковы.

Полицейский офицер буквально ощетинился, заметив меня. "Зачем вы тут очутились?" - спросил он на плохом английском.

"Я приехал проповедовать Евангелие", - сказал я. У него в руках был мой паспорт со штампами России, США и других стран. Явно, он подозревал более сложный мотив. Он задал мне много вопросов, много записывал и наконец позволил вернуться в гостиницу. Меня вызывали еще четыре раза, но тем временем я уже начал проповедовать. Церковь, в которой я собирал народ, была относительно большой. Это было красивое здание с органом, пастором и ровно двумя членами официальной церковной общины. Когда-то здесь было много народу, но антирелигиозная кампания разогнала верующих. Тогда снаружи собирались толпы людей, во время богослужений были слышны крики и грохот громкоговорителей и на собрания приходилось идти по тротуарам сквозь строй полицейских.

В первый же вечер послушать меня пришли тридцать пять кубинцев. Во второй вечер вернулись первые тридцать пять, в третий и четвертый появилось шестьдесят, а затем более ста. Конечно, некоторые из этих "верующих" были полицейскими, но я был рад, что они меня слышат. Я очень старался сконцентрироваться на проповеди Евангелия и держаться подальше от политики. Но внутри этих ограничений, одинаковых для любого полицейского государства, я был поражен остальными свободами - свободой собрания, перемещения и самовыражения, - которые существуют на Кубе в отличие от стран, где коммунистический режим утвердился раньше.

В следующие недели я ездил по районам, прилегающим к Гаване, и выступал в различных церквах много раз на дню, собирая все большее количество людей иногда до шестисот человек. Я говорил по-английски и всегда находил переводчика. Мы с Хансом постоянно держали друг с другом связь по телефону; он рассказывал, что в Ориенте полицейский контроль был жестче, а люди более боязливы, чем в Гаване. Там, оказывается, находилась американская военная база.

Мы с Хансом в первую очередь старались сообщить людям, что мы из Голландии. Для них это имело большое значение. Антиамериканская кампания была на Кубе в самом разгаре, и даже в церкви отношение аудитории к людям с Запада было неоднородным. Правительство старалось подчеркнуть тот факт, что большая часть протестантских церквей на Кубе была основана американскими миссиями.

Однако и католические, и протестантские церкви при новом режиме оказались в одинаковом положении, и больше всего страдалo духовенство. Священники и служители были названы непроизводительными членами общества. Им не давали талонов на продукты и одежду и часто вынуждали работать в трудовых батальонах, которые были предназначены для тех, кто не мог служить в армии. В такие группы набирались наркоманы, гомосексуалисты, преступники и вместе со священниками отправлялись в поля резать сахарный тростник.