Тим Пауэрс - Ужин во Дворце Извращений

Ривас переводил взгляд с Урании на Барбару и обратно.

— Вы сильно оцыплячены, а, леди? — спросил он. Барбара нахмурилась.

— Ну, выходим из этого, — подумав, ответила она. — Теперь я… я понимаю, что он… не настоящий Бог. То есть я понимаю это, но…

Урания печально тряхнула головой, глядя на бутылку текилы.

— Выходит, мне придется возвращаться домой и выходить за Джо Монтекруза.

— Сколько тебе сейчас, Ури, — сказал Ривас, — тридцать? Ты вольна делать все, что хочешь. Тебе не обязательно выходить за этого парня, если ты не хочешь.

Урания неуверенно мотнула головой.

— Я помню часть ужина, сестра Уиндчайм, — сказал Ривас. — Но как мы оттуда выбрались? И… что случилось со мной? — Он ощупал свою забинтованную голову.

— Ты должен звать ее Барбарой, — назидательно вставила Урания.

— Меня могут помнить по… гм… птичьей кличке, — пояснила Барбара. — Ну, дом начал рушиться сразу после того, как ты кинул в него этим… ну, вроде спрута, а потом пули засвистели так, что и не пошевелиться было. Сестра Сью пошевелилась — она хотела сорвать эту штуку с Гос… с Сойера. Потом, когда ты… зарезал его, тебе в голову попал камень. Я была уверена, что ты умер или вот-вот умрешь, но все-таки положила тебя в лодку и стала грести к ближайшей арке. Я думала, один из тех мостов рухнет на нас и раздавит всех троих — похоже, так и случилось с большинством тех, кто был на плотах, — но я решила, чего уж ждать, лучше двигаться. В общем, через арку мы попали в узкий туннель, и там все было не так плохо, с его потолка только камешки и песок сыпались, а волны из большого зала подгоняли нас, помогая плыть.

Она покачала головой.

— Помнишь, когда… он сказал, что все эти люди должны умереть? Так вот, даже когда он вроде бы умер, они не хотели менять его планов. Некоторые заплыли в ту же арку следом за нами, но даже не пытались залезть к нам в лодку… они даже плыть не пытались. Они пытались утопиться и совсем с ума сходили, когда против желания всплывали глотнуть воздуха.

Ну, я все гребла и гребла, и когда мы наконец выплыли наружу, мы оказались в одном из каналов, так что я стала грести дальше. Потом я нашла небольшой причал — его под деревом почти видно не было, оставила вас двоих там, а сама вернулась.

Урания жадно слушала, и Ривас заподозрил, что она тоже слышит эту историю в первый раз. А может, она и не особенно просила рассказать?

— К этому времени дом уже почти весь рухнул, — продолжала Барбара, — и я слышала звуки, словно тюлени лаяли… или гуси трубили в этом бассейне меж рухнувших стен, только это было как будто они говорили ртами, которые не говорят по-человечески. Казалось, они все пытались сказать: «Где же ты, Господи?» А некоторые голоса доносились с неба, где какие-то твари летали, и это звучало так страшно… то есть не голоса, а хлопанье мокрых крыльев. Хорошо, что было темно, так что я их не видела. В общем, из того туннеля все выплывали тела, и я обшарила карманы трех-четырех, кто был одет получше. — Она рассказывала об этом как о само собой разумеющемся, но Ривас видел слезы в ее глазах и судорожно стиснувшие край одеяла руки. Одеяло натянулось как кожа на барабане. — У пары из них нашлось довольно много денег. Я забрала деньги и вернулась к вам. — Кусок одеяла оторвался с треском, заставившим всех троих вздрогнуть. — Урания все плакала. У тебя был такой вид, будто ты вот-вот испустишь дух. Мы прождали там до утра, а потом я нашла для нас комнату и привела к тебе доктора. А потом я потратила почти все оставшиеся деньги на этот фургон, печку для пончиков и двух лошадей, и с тех пор дела у нас идут хорошо. — Она опустила взгляд на порванное одеяло. — У моего отца была пекарня, так что я… умею…

— Вот только нам приходится все время переезжать с места на место, — добавила Урания.

— Покалокас все время вынюхивают нас, — объяснила Барбара. — Я хотела двигаться на восток, чтобы попасть в Эллей, но эти чертовы тетки заставляют нас делать объезды. Сначала они быстро проходят мимо. Потом возвращаются уже медленнее, и если мы после этого не трогаем лошадей и не уводим фургон из этого места, они просто начинают кружить, глядя повсюду… правда, вид у них такой, будто они не очень знают, чего они ищут. Я заставляла Уранию отвлекать их, распевая что-то на улице с другой стороны — они ведь терпеть не могут музыку, — но в последнее время отвлекать их все труднее. Мне кажется, они ищут то, что осталось от их… бога, — сказала она, глядя на бутылку, — или того, кто его убил, — добавила она, посмотрев на Риваса. — Или скорее всего обоих.

Ривас вздрогнул. Он поднял правую руку и попытался сжать ее в кулак; это удалось, но он не сдавил бы им и губки. Боже, ну и слаб же я, подумал он. Одной покалокас хватило бы, чтобы прикончить меня сейчас, — это все равно, что букашку придавить. Надо поупражняться… и, кстати, поесть.

С мыслью о еде проснулось и чувство лютого голода, только усилившееся от царившего в фургоне аромата.

— Можно мне твоих пончиков? — спросил он.

— Конечно, — сказала Барбара. — Но вообще-то тебе лучше начать с супа. Говядина, лук… Парень, который мне их продавал, добавил еще немного шерри. — Она чуть прикусила губу, словно до сих пор не смирилась еще с пользой алкоголя.

— Ох, да, пожалуйста, — с чувством закивал Ривас. Барбара прошла в переднюю часть фургона, где, судя по всему, располагалась маленькая кухня, с минуту повозилась там, гремя утварью, и вернулась с дымящейся миской и ложкой.

— Я помогу, — сказала она, зачерпывая суп ложкой.

— Ради Бога, что я, ребенок? — возмутился Ривас. — Сам поем. Вот, дай мне ложку, сейчас сама увидишь.

Она послушалась, и он и вправду смог взять ложку, но рука его тряслась так сильно, что он расплескал почти все ее содержимое, а потом уронил и саму ложку. Та упала в суп и утонула.

— Черт подрал, — буркнул он и прикусил губу, чтобы не заплакать от бессилия.

Барбара выудила ложку из миски, вытерла ее, зачерпнула еще супа и поднесла к его рту.

— Тут нечего стыдиться, — шепнула она. — Ешь, балда.

Он послушался, и суп оказался восхитительным. Не прошло и несколько минут, как она подобрала со дна миски остатки.

— Выпить чего-нибудь хочешь? — спросила она, вставая.

— Конечно, спасибо, — обрадовался он. — А что у тебя есть?

— Ничего, но рынок всего в квартале отсюда, и я заработала немного на пончиках сегодня утром.

— О'кей, я… гм… верну тебе деньги потом, — пообещал он.

— Не говори глупости. Что ты хочешь?

— Может, пива?

Она сжала губы, но кивнула.

— Хорошо. Вернусь к пяти. Ури, если постучат, убедись, что это я, прежде чем открывать, ладно?