Владимир Щербаков - Семь стихий

- Полярные сияния?

- Да, представьте, он угадал механизм. Вдоль магнитных силовых линий Земли движется некая субстанция, которую он именует магнетическими парами. Если заменить "магнетические пары" современным термином "электрические заряды", получится то, что надо. Ведь до него считали, что сияния сродни свечению паров серы, исходящих из земных недр. А вот реферат брошюры некоего Морфью, опубликованной одновременно со статьей Галилея. Одно ее название чего стоит! "Очерк, касающийся последнего видения в небесах 6 марта. Доказательство математическими, логическими и моральными аргументами, что оно не могло быть вызвано обычным ходом явлений природы, а с необходимостью должно быть чудом". Но рвение наблюдателей чудес все же оказало науке неоценимую услугу. Гораздо позже подсчитали полярные сияния за последние 2000 лет и открыли солнечные циклы. Корпускул поступает к нам тем больше, чем больше пятен и вспышек. А в 1928 году их было как раз много. Обратите внимание: вот здесь видно, как действует Солнце на ионосферу, это постоянное электронное зеркало прямо у нас над головой. Тот же Брейсуэлл, давший когда-то путевку в жизнь гипотезе о космических зондах, обнаружил снижение одного из слоев ионосферы на пятнадцать километров во время "ливня" из частиц.

- Я внимательно выслушал вас, но не нашел прямых доказательств того, что сигналы Штёрмера не искусственного происхождения.

- Разве это не ясно?

- Это не очевидно.

- И вы туда же... Кольцевой волновод - это факт. Корпускулы становятся спутниками Земли. И радиоволны, попадая в такой поток, начинают циркулировать вокруг планеты. Часть их энергии просачивается к приемникам. Не так уж это сложно... По Штёрмеру, частицы должны войти в такую зону пространства, которую им покинуть уже не удается. А вот слова Штёрмера: "Математическая теория показывает, что благоприятствующие этому условия наступают тогда, когда корпускулы исходят от Солнца, стоящего вблизи магнитной экваториальной плоскости".

- Это ничего не доказывает.

- Как же так? - возразил Телегин.

- Разве зонд, принимающий радиосигналы еще на дальних подступах к Земле, не может обнаружить и пояс заряженной солнечной пыли? А обнаружив, использовать его для задержки и фокусировки ретранслированных импульсов. Ведь так можно передать любое сообщение... Принять, усилить наши же сигналы, потом излучать их под нужным углом, слегка поворачивая антенну!

- Не проще ли передать самостоятельную серию?

- Ее легко пропустить. Приемник должен быть настроен на частоту передатчика. Наш приемник. И слушать мы должны в то самое время, когда ведется передача. Согласитесь, что опыты Штёрмера создавали для космического зонда самую благоприятную ситуацню, о которой может только мечтать любой радиоспециалист. Даже с другой планеты.

- Вы это всерьез?

- А почему бы нет? Это так же просто, как и естественный волновод.

- Значит, вы считаете, что серии Штёрмера переданы с борта инопланетного зонда?

- Нет. Пока нет. Но мне кажется, что и отрицать это нет основания, сказал я и подумал: "Видел бы ты ночные огни в тайге, милый теоретик!"

- Но импульсы серий были разной силы, они казались размытыми, искаженными. Такое случилось бы после многократного отражения их от границ заряженного пояса. После долгого путешествия их вокруг Земли. Два, три, четыре витка - и только потом они поступают на вход приемника.

- То же самое верно и для инопланетных сигналов. Ведь зонд мог только управлять числом витков, посылая ретранслированные импульсы под разными углами. Они тоже, конечно, размывались.

- Наш разговор утратил перспективу.

- Как всегда, когда речь идет о старенькой проблеме контактов.

ИЛЛЮЗИЯ. СТРИЖИ НАД ХОЛМОМ

Прощальный круг над Солнцеградом - и я поднялся над облаками. Они тянулись вереницей, провожая меня. Я уж подумал, что за крайним облаком мой дом, но здорово ошибся, до него было еще далеко, и белые айсберги не раз успели закрыть землю до горизонта, прежде чем в зеленой проруби я увидел огни портовых маяков.

Кажется, я летел по прямой, заблудиться было мудрено, иногда проглядывала всхолмленная равнина, гребни невысоких гор, тающая теплая дымка над заливом, знакомая река; но пространство необъяснимым образом расширилось, разрослось, и я был уверен, что проплутал лишний час. Справа садилось солнце. Оно опускалось на холодные облака, на причудливо изрезанный окоем, потом стало пропадать ненадолго в голубовато-дымчатых торосах облачного океана. Наконец, исчезло в его глубинах. Только у самого моего города, нырнув за ним вослед, я нагнал его. Сплюснутый тусклый шар норовил уйти за лесистую сопку, и тут уж я не угнался бы за ним.

По пути случилось вот что.

Я вспомнил про ночные огни в тайге, когда мы с Янковым собирали коллекцию растительных редкостей. Небо над облаками было чистым, удивительно ясным, и от меня не ускользнуло бы ничто похожее на эти огни, появись оно здесь, сейчас. Я стал изучать окрестности, но они были пустынны. Вокруг громоздились ледяные замки. В ложбинах облачных гор лежали синеватые тени.

Эль бежал на предельной высоте, и я поглядывал вокруг. Несколько минут я всматривался в каждую выемку небесного ландшафта с одним желанием: увидеть движение в этом застывшем хаосе. Но его не было.

Только раз почудился голубоватый шар, висевший над выступом большого облака, взметнувшегося высоко над заходившим солнцем. Но и он неподвижен, мертв.

Тогда я попытался представить, как выглядел бы такой огонь здесь в предзакатный час, на фоне белых зубцов облачных гор. Я мысленно начертал его контур и отправил в полет рядом с моим элем. И следил за ним. Но бесконечно трудно удержать внимание на пустом кружке, выделенном на ватной поверхности. Я зтапутался, у меня закружилась голова, и я закрыл глаза.

Судя по всему, я рано убежал из больницы, мне бы не спешить, поддаться лени хотя бы на недельку, слушаться бы всех, кто колдовал там с аэроионами, электричеством и таблетками. Или это просто усталость? Жил-жил себе спокойно, потом попал на "Гондвану", и завертелось вокруг меня, как в водовороте. Всего и не вспомнить. Что осталось? Так, видения, слова... В памяти как будто зарастающая дикой травой дорога в глуши, проселочная, старая, в две колеи дорога с выбоинами. Оглянешься назад: темная зелень охватила ее с боков, древесная ветошь укрывает ее, еще дальше - туман, слабо просвечивают огни... Огни. Я задремал и проснулся. Голова раскалывалась от боли.

Что это я расклеился совсем?.. Огни. Вот о чем я думал. Снова закрыл глаза. Представилось, что будто бы далеко передо мной сидит человек, но какой-то необыкновенный, с просвечивающими сосудами и нервами, и мозг легко пульсирует оттого, что кровь бежит под ударами темного сердца. У него прикрыты глаза. Видны опущенные веки, полоски ресниц. Так и сидит. А в стороне от него смутная, неясная фигура. Кто-то стоит и наблюдает за ним. С тонкой длинной трубой, будто бы и я заглянул в эту трубу и уверился, что через нее видно человека очень ясно. Вот он, совсем рядом, протяни руку - и дотронешься до бьющегося сердца!