Кир Булычев - Старый год

– Ну ладно, ладно, – отмахнулся император. – Дантес на платформе у багажного отделения. Я только что его видел. Там коллекционеры собрались, представляешь, они собирают марки и монеты!

Люсе удалось, подождав, правда, вытащить Дантеса из толпы коллекционеров, и он проводил ее в гардеробную. Потом они долго искали подходящую комнату. Люся капризничала, Дантес сердился, потому что спешил к своим коллегам. Люсе нужна была комната с внутренним засовом. Она нашла ее – это была комната с решительной черной табличкой «Посторонним вход воспрещен». Там даже сохранился письменный стол с запертыми ящиками. Туда Люся утащила ворох тряпок, которые набрала в гардеробной.

Дантесу претила роль носильщика, но Люся ему нравилась. Он боялся, что его заметят придворные, и, быстро скользнув от лестницы в опочивальню, кинул одежду на пол.

– Господин Дантес, – сказала Люся, когда переезд был завершен и Дантес вздохнул с облегчением, что его никто не увидел. – Мне хочется встретиться с Соней Рабиновой.

– Еще чего не хватало! – ответил Дантес.

Он не сообразил, зачем Люсе такая встреча, и накручивал на палец золотистый локон, стараясь привести мысли в порядок.

– Она мне очень понравилась, – сказала Люся, – я хочу с ней дружить. Может быть, я ее возьму даже во фрейлины.

И тут Дантес раскусил хитрость Люси:

– Ты думаешь, она расскажет тебе, как бежать от нас? Черта с два! Она ничего не знает и знать не может. Она лишь орудие. Тупое, нерассуждающее орудие.

– Она мне не кажется тупой, – сказала Люся.

– Ни черта ты здесь не понимаешь!

И вдруг Люся поняла, что она не должна позволять ему переходить на тон шестилетней давности.

– Господин Дантес, – сказала она, изображая королеву, – попрошу вас не грубить. Вы забываете, с кем имеете дело.

– Да ты что?

– Я позову стражу, – сказала Люся.

И Дантес понял, что она и в самом деле так сделает. Он проглотил слюну.

– Но я не знаю, как найти эту Рабинову. Я знаю только, что она сама сюда приходит, когда надо...

Он обиженно отправился к двери, от двери отомстил:

– Спрашивай у Кюхли. Но учти, что он с тобой не будет, как я, цацкаться.

Она закрыла дверь, сорвала с себя это паршивое подвенечное платье, оно взвилось над полом и медленно опустилось, как морской скат опускается на песчаное дно.

И вдруг Люсе стало страшно, обидно и горько.

И она заревела.

Она поняла, что никогда не наденет такого платья на настоящую свадьбу. И все кончено. И жизнь ее кончена, и она будет теперь чахнуть в этой коробке вокзала.

Ей нечего было устраивать в новой комнате, но существование комнаты как-то отделяло ее от противного императора. Не вечно же спать в ногах у Павла Петровича, которого, может, в паспорте зовут совершенно иначе. Может, даже Герингом.

Она натянула джинсы, кроссовки, и тут ей захотелось спать – непонятно почему, может, перенервничала.

Когда она проснулась, то долго не могла понять, где она.

В дверь постучали.

– Император велел прийти на праздничный ужин. Мы продолжаем торжества.

Снова все сидели за столом и делали вид, что едят. Люська не прислушивалась к разговорам и старалась не смотреть на ту самую простыню, которую вывесили как трофейное знамя. Господи, ну как же выжить здесь!

Потом она решила попробовать иной путь. Она спросила мужа:

– Павел, мне можно погулять?

– Как так погулять?

– Я хочу сохранить форму, как ты, – сказала она.

Кюхельбекер, который подслушивал все разговоры, укоризненно проговорил:

– Допустимо ли так обращаться к нашему любимому императору?

Император смотрел на них по очереди, переводя круглую голову с жены на главного министра и обратно. Наконец губы его разъехались в усмешке:

– Никому нельзя называть меня Павлом, никому не дозволено обращаться ко мне в единственном числе. За это положена смертная казнь. Ясно?

Голос его поднялся почти до визга и разнесся по всему залу. Кюхельбекер не скрывал торжества, Люся поняла, что ошиблась в оценке характера своего мужа.

Но тот продолжал:

– Никому, за исключением моей единственной прекрасной супруги Люси.

Он поманил ее согнутым указательным пальцем, Люся послушно наклонилась к нему, и он поцеловал ее в губы холодными влажными губами.

«Как мертвец, – подумала она. И мысленно добавила: – А скоро мы с ним станем парочкой – сладкой парочкой».

– Павел, – сказала она, отстранясь от императора, – я хочу погулять по окрестностям.

– Где у нас безопасное направление? – спросил император у Кюхельбекера.

Тот сделал вид, что ничего не произошло.

– У нас нет безопасных направлений для прогулок, – ответил министр. – Как вы знаете, ваше величество...

Последние слова были произнесены с ударением, почти с издевкой.

– Почему?

Вдоль стола среди гостей, немногочисленных на этот раз, прокатился шумок.

– Потому что не пойманы люди, которые перед вашей свадьбой устроили покушение на невесту императора.

И Кюхельбекер повел длинной рукой в сторону входа в вокзал, где лежала расколотая каменная плита.

– Потому что до сих пор не пойман певец Веня Малкин.

– А вот это для меня загадка, – сказал Павел Петрович, сразу забыв о просьбе Люси. – Волки его, что ли, загрызли?!

– У нас нет волков, – быстро ответил лишенный воображения Дантес.

– Правильно. Значит, он попал к бандитам, разбойникам, пожирателям трупов, которых мои доблестные самокатчики до сих пор не могут истребить.

– А как их истребишь, – сказал велосипедист, стоявший за троном, – если они на том берегу живут, а мы туда не плаваем?

– Значит, ты думаешь, что он поплыл на тот берег?

Велосипедист не ответил, а Кюхельбекер прогудел, шевеля громадным кадыком, готовым прорвать кожу на шее:

– Малкин убежал вместе со своими поклонниками. Убежавших, очевидно, шестеро. По крайней мере, одна из этой публики побывала на том берегу.

– Почему мне не докладывают?

– Это было давно, – сказал министр, – ее похитили, но не убили. Она жила там, с ними... потом убежала. Я ее допрашивал об этих бандитах.

– И что она сказала?

– Это одна из небольших банд. Весь тот берег, насколько хватает взгляда, поделен на территории. Каждой владеет бандитская группа. А наш берег – это берег цивилизованных государств. Я бы мог провести параллель с ситуацией между степными ордами и цивилизованным миром Средневековья. Орды вторгались в культурные области, грабили и убегали, если встречали отпор. И этим грабежом в значительной степени жили.

– Как жаль, что ты мне тогда не дал поговорить с той... пленницей. Я так люблю интересные документальные истории.

– Я не хотел вас беспокоить.