Наталья Деева - Хирург

— Или вы думаете, что все они умрут, стоит мне пожелать? Так дело не пойдёт. Или вы разберётесь со своим либидо, или мне придётся принимать меры. Вы поняли, о чём я?

Бедняга побледнел ещё больше, сгрёб фотографии вместе с книжкой. Какие меры он собирался принимать, Хирург и сам не знал, но слова возымели действие.

— Пожалуйста, впредь избавьте меня от своих ошибок.

— Извините, — пробормотал Алексей, поднимаясь, и поспешил удалиться.

Медленно допивая кофе, Хирург представил, что через пару дней будет описан в разоблачающем стихотворении Омурина.

Когда он приехал за Оленькой, она ещё не освободилась, и пришлось бродить по парку, здороваясь с коллегами.

В начале первого она вышла из массажного кабинета, держась за стену.

— Я опоздала…

Хирург взял её под руку, усадил на стул:

— Как ты себя чувствуешь?

— Белкой и Стрелкой в центрифуге. А вообще — здорово. У меня снова есть тело! Медсестричка по ЛФК просто умница! Ну что — на море?

— Только перекусим сначала.

— Не хочу…

— Надо.

После еды, едва Оленька промокнула губы салфеткой, Хирург протянул ей фотографии и сказал:

— Посмотри, нет ли среди этих людей твоего знакомого.

Повертев снимки в руках осторожно, как будто они могли сдетонировать, она разложила их на столе веером. Первые смотрела внимательно, хмурилась, потом просто перебирала, на последнем задержала взгляд. Неужели…

— Ну и страшная жена у этого Макса! Мог бы и получше себе… купить. Нету тут бычары.

Для водных процедур была выбрана "Омега". Пляж этот находился в одной из многочисленных бухт. Не самое лучшее место, но вода там хорошо прогревалась, и можно подъехать на машине к самому морю.

Перекусив и отдохнув, Оленька сама спустилась на пляж, к раздевалке доковыляла тоже сама. Ноги её увязали в песке, но она делала вид, что ей легко. Переоделась, вышла, обёрнутая парео. Бандану она так и не сняла.

— Намочишь косынку, — сказал Хирург, помог ей подойти к воде.

Девушка замерла, восторженно глядя вдаль.

— Море, — прошептала она. — Я могу… боже! — она отвернулась, потупившись.

Плавать у неё получалось лучше, чем ходить. Набарахтавшись, она легла на песок и укрылась парео.

Восстанавливалась Оленька быстро. На пятый день усиленной реабилитации она уже ходила без посторонней помощи, только чуть припадала на правую ногу. Ничего страшного, мелочи.

Хирургу нравилось наблюдать, как гадкий утёнок постепенно превращается в лебедя. Олина восторженность странным образом ему передавалась, то, что раньше делалось механически, приобрело новый смысл, он как будто сбросил пятнадцать лет и вернулся в то время, когда женщины были красивее, а трава — зеленее, и даже тревога отодвинулась на задний план.

Сегодня Хирург вспомнил, что обещал свозить Оленьку на Балаклавский пляж.

Машина припарковалась у ресторана, в том самом месте, где был замечен серебристый "Мерс". Оленька выскочила первая, осмотрелась. Она надела длинный сарафан из тончайшей зелёно-голубой ткани и соломенную шляпку с лазурной лентой. Хирург отметил, что она поправилась, загорела и, хотя ещё слишком худа, притягивает взгляды.

Включив сигнализацию, он прошёл вперёд, Оленька догнала его и взяла под руку. Пока шли вдоль набережной, девушка вертела головой и постоянно задевала его щёку шляпой. Её лица не было видно, но Хирург без труда представлял, с каким восторгом она глядит на яхты, на горы, на море и не может насмотреться, поверить, что всё это всерьёз и навсегда.

— Видишь там, у дальнего причала катер? — проговорил Хирург.

— Большой такой? Ага.

— Нам туда. Пришли как раз вовремя, он ходит раз в час. Ты иди, а я хлеба куплю.

— А не проще ли на обратном пути?..

— Иди-иди, я догоню. Так надо.

В магазине пришлось стоять в очереди. Заполучив буханку и четыре банки пива, он помчался к причалу. Катер как раз дал сирену. Оленька уже стояла возле катера и теребила фенечку на запястье, отыскивая взглядом Хирурга. Нашла, успокоилась, махнула рукой, подзывая, — давай, мол, скорее. Хорошо, что сегодня отдавал швартовый Серёжка: он сделал знак капитану, чтобы подождал.

Едва Хирург и Оленька ступили на борт, как Серёга размотал швартовый трос и пожал протянутую руку:

— О, какими судьбами?

— Да вот, решили прокатиться… это Ольга.

— Очень приятно, — Серега посмотрел на неё с интересом. — Вы поднимайтесь наверх, вот сюда, — он открыл дверь с надписью "посторонним вход воспрещён", — я сейчас людей обилечу — и к вам.

На верхнюю палубу вёл трап без поручней.

— Осилишь? — спросил Хирург Оленьку.

— Постараюсь.

— Я вперёд поднимусь и подам руку, подтяну тебя.

Оленька взобралась легко, уселась на скамейку возле самодельного столика и свесила руку за борт. Хирург облокотился о поручни, нацепил чёрные очки. Хотя бы не качало, — подумал он, — совсем вылетело из головы, что Оленька ещё так слаба.

— Как здорово! — проговорила девушка. — Похоже на озеро — не видно открытого моря.

— Сейчас выйдем из бухты, — Хирург поставил на стол пиво, откупорил безалкогольное, глотнул.

Катер вздрогнул, отчалив.

— Я тоже хочу, — девушка открыла вторую банку безалкогольного. — А зачем тебе хлеб? Закусывать?

— Кормить аборигенов. Чего смеёшься? Я серьёзно.

Медленно проплывали скалы, старинные дома, которые всё никак не могли отреставрировать, прибрежные кафе.

— А что это за башня разваленная на горе? — спросила Оленька, указала на остатки оборонной стены, поднесла ладонь к лицу, защищаясь от солнца.

Хирург рассказывал историю генуэзской крепости, Оленька переводила взгляд с него на башню и обратно. Подошедший Сергей замер в проходе, чтобы не мешать, и тоже слушал, разинув рот. Когда Хирург закончил, он продолжил:

— Все старые дома в Балаклаве строились из камней этой стены. Башню, вроде, реставрировать собрались.

— Бери пиво, — Хирург кивнул в сторону стола. — Как море? Качки нет?

— Не-е, гладкое, аж удивительно, — Сергей отхлебнул пиво. — О, холодненькое! Спасибо!

— Как Алла Игоревна?

— Тьфу-тьфу! Забыла, что болела. Спасибо тебе ещё раз.

Оленька не вникала в разговор, жадно глядела по сторонам, впитывала ощущения.

В молодости Хирург часто ездил этим же катером на Золотой пляж — картины были для него привычными. Сейчас нет подводных лодок возле штолен, набережная выложена плиткой, дома побелены, а в остальном всё так же, даже треугольный флажок Советского Союза остался на флагштоке, правда, под выгоревшим украинским.