Андрей Стригин - Ловушка для химер

Мне кажется, мы можем толкнуть «колесо истории» в сторону от приближающегося ада земного. Нам ещё раз дают шанс не быть наивными, чтоб «любите ближнего своего» звучало шире и ярче — «любите ближнего своего, если он того достоин». Идеи должны звучать чётко и ясно, их не нужно объяснять, интерпретировать на свой лад, тогда они правильные, в другом случае — они содержат замаскированную крамолу.

Сегодня ночью мне вновь снится сон, где я вижу высокого человека с ясным взором, он лежит в мрачном ущелье, на острых камнях и невероятно сильно страдает. Над ним нависло существо с серой кожей, на первый взгляд, оно похоже на женщину, необычайной красоты, но я знаю, оно двуполо — это не человек.

Словно внутри меня раздаётся голос, он сильный и приятный, льётся как река, бескрайняя и холодная, но в нём тревога:

«По серой коже их, вы узнаете Чужеземных ворогов…Глаза цвета мрака у них, и двуполы они,И могут быть женой, аки мужем.Каждый из них может быть отцом, либо матерью…Разукрашивают они красками лица свои,Чтобы походить на Детей Человеческих…и никогда не снимают одеяний своих,дабы не обнажилась нагота звериная их…».

Гл.15

Моё пробуждение снова происходит под пение соловья, но в голове до сих пор звучит, словно эхо, мужественный голос: «По серой коже их, вы узнаете Чужеземных ворогов…».

Вскакиваю на пол, украдкой бросаю взгляд на сопящую на кровати Ладу, на цыпочках босяком выхожу на крыльцо. Храповы, увидев меня, перестают колоть дрова, улыбаются, от разогретых тел струится пар, ни капли жира, рельефные мышцы безупречной формы — они словно молодые волки, сильные, но справедливые, безжалостные и добрые, но обладающие иммунитетом от наивности.

— Пробежимся по склонам? — предлагает, наверное, Лёша.

— Нет, хватит бездельничать, пора и честь знать. Спасибо за заботу, но мне пора в Град Растиславль.

Ярик в разочаровании рассыпает дрова: — Я думал, мы ещё чуток побудем здесь, тут так здорово!

— Ага, и заниматься не нужно, — с укоризной говорю я.

— Нагоню!

— Очень верю! Скоро тебя и Игорёк на лопатки положит, а начинал, ведь, с нуля.

— У него мозги чистые, не замусорены всякой ерундой как у меня, поэтому и даётся ему всё легко — хмурится сын.

— Просто, он не лентяй, — поучительно говорю я.

— Кто у нас ленится? — на пороге показывается Лада, прекрасная со сна — удивительное качество не каждой женщины, после ночи, выглядеть еще более обворожительно. Невольно залюбовался, взгляд скользнул сверху вниз и вновь взлетел к её огромным, как бездонные озёра, глазам. Лада насмешливо фыркнула: — Нам действительно пора, папа твой точно выздоровел.

Ярик попытался получить поддержку у братьев, но те лишь развели руками: — Извиняй брат, но без образования будешь как те лодыри, которых нужно постоянно подгонять, — указали они на вылезающих из шалаша хмурых, грязных парней, что раньше считали себя элитой общества, которые присасываются как пиявки к таким как Миша Шаляпин, постепенно заражая хозяев своей деградацией, низвергая их на свой уровень. Опасные они люди, не место им в нашем мире — мелькнула правильная мысль.

— Толк от них есть? — глянул я на братьев.

— Никакого. Лишь развращают своим видом и ничего не деланьем других.

— Гоните их отсюда.

Храповы кивнули, в глазах промелькнуло понимание. Как говорится, «на войне как на войне», врагов надо уничтожать.

Один из их команды, я сразу узнал его, это толстопузый «весельчак» в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками. Правда от его весёлости и следа не осталось, белая панама превратилась в лохмотья, некоторую часть значков и медалек растерял, увидел меня, скоренько семенит в мою сторону.

Он приблизился, пахнуло давно немытым телом. Поморщился, уже давно успел отвыкнуть от таких запахов, в Граде Растиславле у нас прижился культ чистоты.

— Товарищ князь! Тьфу, извините, господин Никита Васильевич! Нас притесняют! Нас гнобят! Эти товарищи, тьфу, господа, издеваются! Заставляют камни таскать, а сами на тренажёрах качаются и с бабами заигрывают.

— Так уж и с бабами! — силюсь скрыть омерзение к этому мелкому человечку, но моё лицо непроизвольно кривится под его бегающими глазёнками, зло сверкающими из жирных складок лица.

— А ещё они Вована акулам скормили, для нас невосполнимая утрата, он был лучше любой женщины!

Вспомнил типа с масляными глазами, с голубизной во взоре, передёрнулся от отвращения. Я никогда не понимал и не приветствовал ни «голубых», ни «розовых», бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, а не для утех своего уда. Словно из пространства выплыло воспоминание, теперь я не сомневаюсь, голоса Бога: «… и двуполы они, и могут быть женой, аки мужем».

— Ты тоже гомик? — усилием воли сдерживая тошноту, спрашиваю я.

— Некрасивое слово, — тупит глаза «весельчак», — да, я нетрадиционной ориентации и этим горжусь. А вы что, против общепризнанных европейских ценностей?

— У нас не Европа, — усмехаюсь я. Мне гадостно на душе, словно её поливают мерзко пахнувшим дерьмом, как это неестественно в чистом мире, такое ощущение, будто нагадили на клумбе из роз, вспыхивает острое желание смыть всю эту гадость в унитаз.

«Весельчак» не понимает моего состояния души: — Простите, — гнусно выводит он, — а вы, какой ориентации?

— Мужской, — я в раздражении сплёвываю на пол, мне смертельно надоело говорить с этим типом.

Братья смеются, у них иммунитет от такого дерьма, привыкли принимать радикальные меры.

— Как вы их до сих пор терпите? — удивляюсь я, с укором смотрю на братьев.

— Простите, не понял, так вы какой ориентации? — не унимается «весельчак».

— Пошёл от сюда! — не сдерживаюсь я.

— Что вы сказали? Вам нельзя так общаться с народом! Противный!! — в сердцах выкрикивает «весельчак», глазёнки ещё быстрее забегали, на лице появляются жирные капли пота.

— Сегодня же, вон из города, куда угодно, но, чтоб вас всех здесь не было. Если не уйдут, в море их, на корм рыбам.

— Это не демократично, у всех должна быть свобода выбора! — «весельчак» неожиданно со страху мочится в штаны.

— У вас выбор есть всегда, первобытный лес или акулы, — зловеще говорю я.

Вот как бывает, думаю я, кто-то чувствует себя в новом мире как в раю, а для кого-то он стал адом.

Братья Храповы незамедлительно подзывают к себе пару крепких мужчин, дают указания по поводу этой «ошибки природы». Слышатся возмущённые вопли, угрозы, затем всё переходит в обычный скулёж.