Антон Дубинин - Поход семерых

Йосеф вел за руку Клару, шедшую ровно и радостно, с покрытой капюшоном головой. В другой руке — в правой — Йосеф держал меч. Лица пришедших были просветленными и очень серьезными.

— Мы хотим сказать вам, — начал Йосеф, но оборвал себя и посмотрел на Клару. Та улыбнулась — так, что все скорбящие мира должны были бы просто затанцевать от радости при виде ее улыбки — и откинула свой белый капюшон.

— Друзья, порадуйтесь за меня. Я приняла постриг. Теперь я — невеста Христова.

Глаза Гая едва не вылезли из орбит. Он смотрел то на Клару, вновь покрывающую голову, то на меч. Меч в руке Йосефа. Меч, который он держал неловко и с трудом — так давала себя знать растревоженная рана.

— Йосеф… Меч… Он откуда? Он… оттуда?..

— Он лежал меж двух камней. Я достал его, решив, что на богоугодное дело можно будет его взять. Ты считаешь, теперь нужно положить его обратно?..

— Да не в том дело! — возопил Гай, вскакивая, и голос его разнесся в морской тишине, отзываясь в холодных волнах. — Ты надпись на камне видел?..

— Нет, не разглядел. А что там за надпись была?..

Гай, которого история с мечом поразила, кажется, больше, чем монашество Клары, с нечленораздельным воплем схватил Йосефа за руку и потащил его на нос корабля. Аллен и Клара, по дороге тоже инстинктивно соединив ладони, поспешили за ними. Один Марк не двинулся с места и так и остался в неловкой позе у шелкового борта барки, сцепив руки замком, и в свете семи свечей лицо его оставалось неподвижным, как мертвое.

Новый нечленораздельный вопль Гая заставил Аллена ускорить шаги. Светильник чуть поскрипывал о веревку, слегка качаясь из стороны в сторону, и, наклонившись, Аллен не увидел на шершавой плоской поверхности камня ничего.

— Здесь была надпись! — Гай ощупал камень руками, повернул к друзьям пылающее лицо. — Я клянусь чем угодно, что видел ее!

— Я тоже видел, — подтвердил Аллен, опускаясь возле камня на колени. — Даже могу процитировать. «Этот меч достанет… или вынет — только достойнейший рыцарь из ныне живущих. Иному же лучше его не касаться…»

— «Ибо ему тогда он нанесет такую рану, что лучше б тот и не рождался на свет», — подхватил Гай, глядя на Йосефа невыразимо преданным взглядом, как юный Гарет на Ланселота. — Или что-то в этом роде, Йосеф. Там было так написано. Мы видели это. Просто теперь надпись исчезла. Я хотел взять меч — но увидел надпись и не решился…

— И я тоже, — вставил Аллен, глядя на Йосефа снизу вверх. — Ты его извлек. Значит, это ты — достойнейший.

— Я не рыцарь. — Лицо Йосефа было сурово, а голос — тверд. — И если бы я видел эти слова, я к мечу и не прикоснулся бы. Надеюсь, что меня простят за незнание. Сейчас же я хочу положить его на место, пусть ждет своего часа.

Он потянулся к камню, но Аллен и Гай, так и стоявшие на коленях, одновременно удержали его руку.

— Йосеф, нет, пожалуйста! Если бы это был не ты, ты не смог бы его достать. Так должно быть, не отказывайся.

— Он твой, — вторил Гай. — Ты должен оставить его. Пожалуйста, прими это как данность. Ты же видишь, надпись исчезла — значит, пророчество свершилось.

— Йосеф, прошу тебя, — вступила и Клара, стоявшая у него за плечом. — Это, должно быть, очень важно. Таких случайностей не бывает.

— Я же даже не умею им пользоваться, — растерянно сказал Йосеф, глядя на оружие в своей руке, совершенное в грозной красоте. — Я взял его вместо креста — когда благословлял Клару по принесении обетов и давал ей его целовать. Применительно ко мне слово «рыцарь», хоть дважды «достойнейший», — это же насмешка какая-то!.. Кроме того, у меня болит рука… Может, ты его возьмешь?.. — Он протянул меч Аллену, перехватив его рукоятью вперед. — Ты хоть как-то знаешь, что с этим делают… Теперь, когда он извлечен, в нем, я думаю, нет никакого проклятия…

Аллен испуганно замотал головой, пряча обе руки за спину.

— Нет, нет, Йосеф. Он твой. Может, и не нужно будет ничего делать, просто ты должен его носить. Надень его на пояс, у тебя же специальный пояс с петлей для меча.

— Ну хорошо, если вас это ободрит, я возьму его. — Йосеф воззрился на свой пояс, ища, как приладить оружие. — Но это ваша воля, не моя. Не нужно на меня так смотреть, друзья, прошу вас. Помните, что этот меч настолько же мой, насколько ваш. Аллен… Ты не знаешь, как его сюда просунуть?.. Первый раз имею дело с такими вещами…

— Здесь потребны ножны. — Аллен, все так же стоя на коленях, но теперь развернувшись к Йосефу, исследовал его пояс. — Ножен у нас нет, значит, сгодится любая веревочная петля. Конечно, не очень красиво будет, но так тоже можно… Есть у кого-нибудь веревка?..

Веревки не было. Гай предложил снять с себя пояс и разрезать, но Клара его остановила.

— Не надо. Я знаю, как сделать лучше… и правильнее.

Она подняла с дощатой палубы нечто, свернувшееся черной змеей. Нечто, о чем все забыли. Свои волосы.

Аллен просиял. Сбывались самые любимые, самые сокровенные его сказки, и сказки эти говорили о Граале. Он почувствовал как бы близкое сильное тепло, некое властное притяжение — так слепой видит солнце, так иголка чувствует, где магнит. Это было дуновение Пути — с того его конца, который касается Цели.

— Клара! Ты хочешь…

— Да. Я даже знаю, как сделать, чтобы петля не распускалась. Если это продеть сюда… Йосеф, можно твой пояс на минутку?.. Должно получиться.

С поясом в руках она присела на камень, пальцы ее быстро переплетали блестящие прядки. Горящая бешеным огнем любовь к сестре захлестнула Аллена, когда он понял, что девушка почувствовала то же, что и он. Горячий ветер Оттуда. Это от него так разгорелись ее вечно бледные щеки, что было видно даже в свете маленького фонаря. Интересно, почему в нем не сгорает масло, мельком подумал Аллен, но тут Клара закончила свою работу и встала.

— Вот. Здесь бы залить смолой или сургучом, но пока держаться будет. Найдем смолу — зальем. Давай я препояшу тебя.

Она опустилась перед Йосефом на колени и надела на него пояс. Помогла опустить меч в петлю. У основания лезвие его не было заточено, и он без риска порезать перевязь упокоился у левого бедра священника.

Невеста Христова поднялась и посмотрела на Йосефа сияющим взором. За плечами ее замерли двое столь же торжественных юношей. Теплый ветер из сердца мира задел крылом всех четверых одновременно. Йосеф встретил их взгляд спокойно и чуть печально и, помедлив не более мига, шагнул к ним.

— Что б мы ни сделали, пусть это окажется благим. И перестаньте смотреть на меня, как на апостола Петра или Иосифа Аримафейского. (Как на Галахада, едва не вставил Аллен, но заставил себя смолчать, хотя и не без труда.) Вы же знаете, кто я такой на самом деле… И по-прежнему считаю, что это не мой меч. Если я беру его, то лишь потому, что нет здесь иного распятия. Но… еще один такой взгляд — и я сниму этот почтенный меч и засуну обратно под камень!..