Юрий Брайдер - Бастионы Дита

К реальности меня вернуло чувство голода и тот прилив свежей энергии, который побуждает хорошо отдохнувшего человека к немедленному действию. Наскоро подкрепившись сердцевиной все того же съедобного дерева, я осмотрел остатки своего снаряжения. Кроме лохмотьев одежды и разбитых сапог, при мне имелись только фляжка зелейника да нож весьма посредственного качества. И тем не менее все мои надежды были именно на него. Первым делом я вырезал в лесу две метровые чурки, каждую толщиной в пол-обхвата, и проделал в них глубокие пазы по размеру рельса. Поверьте, проделать все это обыкновенным ножом с пятнадцатисантиметровым лезвием было не легче, чем каменным топором вырубить пирогу из цельного ствола секвойи. Теперь осталось соединить чурки в единую жесткую раму, что я и сделал при помощи пары более длинных и тонких поперечин да лоскутьев своей собственной рубашки. Навалив сверху несколько охапок веток, я лег на это примитивное сооружение и обеими руками оттолкнулся от земли. Тележка заскрипела, дернулась и начала набирать скорость.

До места пересечения рельсов я добирался раза в два дольше, чем от него — до Окоема, зато без всяких приключений. Здесь я заново перевязал свою разболтанную конструкцию и вновь отправился в путь, на этот раз выбрав прямое направление. Вскоре по обе стороны дороги замелькали одиночные деревья, постепенно слившиеся в густой дикий лес. Когда же над моей головой бесшумно пронеслась пара летающих дисков, я обрадовался им как старым знакомым. Отдохнуть я позволил себе, только достигнув разрыва в рельсе. К концу второго дня пути я стал замедлять ход, внимательно посматривая по сторонам. Выручил меня случай — я заметил торчащий из зарослей угол чьей-то тележки. Конструкцией, да и манерой исполнения она не отличалась от той, которую я обнаружил у сгоревшей рощи. Чтобы поставить на рельс это устройство, требовалось усилие по меньшей мере четырех здоровых мужиков. Облазив окрестности, я обнаружил наше старое кострище и множество свежих следов, как человеческих, так и звериных.

Лес пересекало немало тропок, но я на всякий случай решил держаться от них в стороне. О сестрице Хавра мне почти ничего не было известно, кроме разве что смутных намеков, но знакомство с другими членами этой семьи не позволяло рассчитывать на задушевный прием.

Чащоба стала постепенно редеть, деревья выглядели все более хилыми, а подлесок исчез вовсе. Белесый налет покрывал все вокруг, и я почувствовал на губах солоноватый привкус. А выйдя на опушку, невольно зажмурил глаза — даже в обычном для этого мира мутном и рассеянном свете Соленое Озеро сверкало, как альпийский ледник. До сих пор мне казалось странным: из-за чего человеку (пусть даже и свихнувшемуся, если верить Хавру) жить в таком неуютном месте. А вот теперь я понял — из-за гипертрофированного стремления к безопасности. Подойти незаметно к Черному Камню, казавшемуся отсюда вмерзшим в лед кукишем негра, было невозможно даже теоретически.

Хрустя сапогами по соленому инею, я достиг кромки берега. Дождей давно не было, и на гладкой, как полированный мрамор, поверхности остались только редкие лужи. Стараясь не поднимать высоко ноги, я зашагал-заскользил по этому нетающему катку и успел уже одолеть добрую половину расстояния до острова, когда ощутил где-то под черепной коробкой легкий булавочный укол. Затем почти не ощутимое покалывание пробежало от надбровных дуг к затылку. Очень не люблю, когда со мной случается что-то одновременно новое и неприятное (все приятное, к сожалению, уже не может быть для меня новым). Во всяком случае, полагаю, что это вовсе не соль проникла в мои нервные цепи. Скорее всего кто-то проверял сейчас степень моего контроля над собственным сознанием — так иногда дружески похлопывают по плечам вероятного противника, дабы определить, есть ли на нем бронежилет. Ладно, щупайте. За свои мозги я спокоен. С ними даже максары ничего не могли поделать.

Остров тем временем приближался, резко контрастируя своей черной скалистой громадой с окружавшей его ослепительно белой плоскостью озера.

Ирлеф, подперев голову рукой, сидела на бережку и ласково смотрела на меня.

— Я уже и надеяться перестала, что ты придешь за мной, — сказала она.

— Если обещал, значит, приду, — сдержанно ответил я, оглядываясь по сторонам.

— Красиво здесь, правда?

— Правда. Зелейник у тебя с собой?

— Вот! — Она тряхнула висевшую на боку флягу.

— Тогда пойдем.

— Куда? — Она удивленно вскинула брови.

— Домой. В Дит.

— Как же я уйду, не поблагодарив хозяйку? — Глаза

Ирлеф выражали искреннее и глубокое недоумение. — Я ей стольким обязана!

— Чем же, интересно?

— Это долго рассказывать! Ты ведь ничего не знаешь. Я болела. Она меня вылечила. Накормила. Одела. — Ирлеф встряхнула лохмотья, в которые превратилась ее одежда, позаимствованная из сундуков смолокура. — И вообще она очень добрая.

— Ясно. — Я помолчал. — Значит, ты давно здесь?

— Не знаю, — беззаботно ответила она. — Я же болела, говорю тебе. Была без памяти. Зачем вы меня бросили одну?

— Так уж получилось. — Я не сводил глаз с черной скалы, похожей теперь уже не на кукиш, а на четырехзубый кастет, предназначенный для сокрушения континентов. Опасность могла таиться только там. — Ну а как же твои Заветы? Не забыла их еще?

— Что ты! — Она оживилась. — Каждый день повторяю. Хозяйке они тоже очень нравятся.

— Значит, так. — Я почему-то понизил голос до шепота. — У некоторых народов существует хороший обычай уходить не прощаясь. Вот мы ему сейчас и последуем.

— Нет! — Ирлеф вскочила и отбежала к скале. — Это нечестно! Это подло! Нельзя лгать! Нельзя наносить людям обиды!

— Хорошо. Что ты тогда предлагаешь? — Я медленно шел за ней, стараясь не делать резких движений.

— Войдем в ее жилище. Поблагодарим. Отобедаем на прощание. Ты расскажешь что-нибудь интересное. Она любит интересные рассказы.

— Интересные рассказы и я люблю. Да вот только детским сказочкам не верю.

— Ты злой! Ты не любишь беседовать с людьми! Я не пойду с тобой! Я умру! — У нее явно начиналась истерика. Надо было что-то делать.

— Хорошо, — согласился я. — Войдем. Поблагодарим хозяйку. Возможно, я что-то расскажу ей. Но есть не буду. Не голоден. И уйдем мы отсюда как можно быстрее.

— Вот и хорошо! — Она сразу успокоилась. — Дай руку.

Я давно уже приметил несколько пещер, прорубленных в скале у самого основания. Ирлеф тащила меня к центральной, имевшей почти правильную овальную форму.

Если это лабиринт, надо постараться запомнить очередность поворотов, подумал я.