Ульяна Глебова - Ветка кедра

На все наши расспросы о его жизни в Древней Греции и о происхождении шрамов Семин упорно отмалчивался, но однажды разговорился, и мы узнали в общих чертах его историю.

Семин поселился в одном занюханном городишке на острове Эгина. Выдавал себя за богатого купца, что его и погубило. Спокойно пожить на острове ему удалось не более трех месяцев. Местные власти, завидуя его богатству, обвинили его вскоре в безбожии, подрыве устоев, еретических высказываниях — как-то в запальчивости Семин заявил, что Земля — огромный шар, и на городской рыночной площади начал объяснять теорию Коперника. Это занудство обошлось ему дорого. Чтобы умилостивить местную знать, пришлось Семину пожертвовать храму бога Посейдона значительную часть своих сбережений. Однако слухи о его богатом даре лишь разожгли аппетиты и алчность его соседей. Вскоре его осудили, конфисковали всех домашних рабов и рабынь, все имущество, а самого приговорили к изгнанию. Семин решил уехать, в Афины, но в пути судно захватили пираты. Бенедикт был продан, причем очень дешево, в рабство и два с лишним года вынужден был ухаживать за свиньями и чистить хлев и конюшню одному малосимпатичному, вечно пьяному древнему греку. Хозяин регулярно избивал Семина, а по вечерам заставлял рассказывать себе различные истории о грядущих изобретениях человечества и о будущем могуществе и величии человека над природой. Все рассказываемое Семиным его очень веселило, грек считал, что сказки и небылицы Бенедиктоса — лучшее развлечение перед сном… Так было до самого появления Василия.

— А… — устало покачал головой Семин, — глупости во все времена хватало. Я, ребята, из всех этих путешествий на машине времени одно понял: очень полезно бывает иногда посмотреть и на себя, и на свое время откуда-нибудь со стороны — пусть и из древности. Многое тогда видится в другом освещении, смешными и ничтожными кажутся наши важные повседневные дела. Начинаешь понимать тогда, что вся твоя жизнь состоит из пустяков, мелочей, погони за какими-то сиюминутными ценностями. И сразу осознаешь, что твоя значимость для мира сильно завышена. А главное, начинаешь разбираться, чем, действительно, заниматься, что важно во все времена, а о чем и говорить не стоит… Эх, сколько времени, сил убил я на глупости, склоки, раздоры со своими же товарищами. Я и перед вами, друзья, виноват. Ведь, фактически, не вы меня оставили в прошлом, а я сам вас бросил в трудную минуту. Струсил… Хорошо, что вы сумели выбраться, но ведь могло быть и по-другому…

— Ну, чего уж вспоминать, — добродушно сказал Василий. — Конечно, Бенедикт, нехорошо получилось. Мы ведь сразу сообразили, ты тогда струхнул, испугался, что окончательно заблудимся где-нибудь в мезозое. С кем не бывает, важно, что все кончилось благополучно.

Вот, пожалуй, и вся история о том, как мы заблудились во времени. Так сказать, история наших временных заблуждений. М-да. Чуть не забыл. Василий вскоре женился на Нее. Она теперь уже стала крупнейшим специалистом по античности. Живут они в Крыму, из института Василий все же ушел. Мы с Семиным иногда навещаем их. Бенедикт все уговаривает Василия вернуться к путешествиям во времени. Он теперь убежден, что такие путешествия полезны молодежи в воспитательных целях. Дескать, когда юные оболтусы видят и на своей шкуре чувствуют весь путь, который прошла человеческая цивилизация от первых мартышек до полетов к звездам, то уже не так легкомысленно относятся к достижениям общества нашего времени. Возможно, он в чем-то и прав…

Игорь Ткаченко

Путники

Они не были богами, они были людьми. Их всегда было немного, но они всегда были. Они звались Путниками. Никто не знал, как стать Путником, но стать им мог каждый, потому что в каждой душе жила частица души Путника.

Люди шли, и Путники шли среди них и впереди. Люди останавливались для отдыха, а Путники все равно шли, разведывали дорогу, а потом возвращались, чтобы повести за собой остальных, помочь уставшим, подбодрить больных и снова идти.

Путники догадывались, что Дорога бесконечна, и Дорога была их жизнью, но люди хотели покоя. Найдя подходящее место, они говорили: «Мы дальше не пойдем» — и останавливались, строили жилища, любили и ссорились, растили детей, ненавидели и убивали, и до поры до времени забывали о Путниках.

А Путники… Путники тоже были людьми. С людьми они и оставались до тех пор, пока неодолимая сила снова не звала их в дорогу.

Зыбкая полоска земли показалась на горизонте, когда надежда уже покинула измученных отчаявшихся людей, но прошло еще два долгих дня, прежде чем семь кораблей с воинами, женщинами, стариками и детьми — всеми, кто уцелел в жестокой войне, — приблизились к неведомому берегу. Радость при виде земли сменилась тревожным ожиданием. Поросший густым лесом берег выглядел безлюдным, но кто знает, что ждет там незваных гостей?

Окованный медью нос корабля вонзился в песок, и Гунайх с обнаженным мечом в одной руке и боевым топором в другой первым спрыгнул на узкую полоску пляжа, за которой сразу же начинались густые зеленые заросли. Следом за вождем, бряцая оружием, но все еще в полном молчании посыпались воины. Несколько коротких приказаний, и они, разделившись на три группы, растворились среди деревьев.

Гунайх остался на берегу один.

Только бы не засада, думал он, расхаживая вдоль берега и поглядывая то на молчаливый лес, поглотивший разведчиков, то на почти сливающиеся с небом далекие незнакомые горы, то на свои корабли, где, укрывшись за высокими бортами, изготовились к стрельбе лучники, и самые могучие воины уперлись шестами в дно, готовые в случае намека на опасность оттолкнуть корабли и выйти в море, готовые бежать, скрываться, по-заячьи запутывать следы и каждое мгновение чувствовать на затылке дыхание погони.

Только бы не засада!

Только бы эта земля оказалась безлюдной, только бы сбылось обещание хромого Данда, как молитву повторял Гунайх. Передышка, несколько месяцев, несколько лет передышки. Боги! Я ведь не прошу многого, я прошу только покоя!

Время — вот что нужно клану. Время, чтобы воины забыли о поражениях, время, чтобы женщины нарожали детей, время, чтобы подросли и стали воинами дети, чтобы снова все были как пальцы в одном кулаке. Неудачи озлобили людей, отняли у них смелость и разум. Воины думают больше о бегстве, чем о сражении; младенцы, зачатые в страхе перед завтрашним днем, рождаются трусами. Все чаще и чаще Гунайх ловил на себе косые взгляды, а старики словно бы невзначай вспоминают о древнем испытании и обряде смены вождя.