Гюстав Леруж - Война вампиров

Глядя на нашу процессию, я не мог удержаться от улыбки, подумав, что перья на остроконечных шапках, долгополые одеяния, луки и стрелы делали мою свиту похожей на древних вавилонян или ассирийцев.

Примерно в полдень мы оказались на берегу реки со светло-красными водами.

Воспользовавшись петыми зарослями бамбука, мы построили из него мост, который я велел немедленно уничтожить, едва мы перебрались на другую сторону.

Наверно, вы уже заметили, что в марсианских пейзажах преобладают все оттенки красного и желтого. Я не могу объяснить это иначе, как высоким содержанием в почве железа, хрома и других металлов. Кроме того, я допускаю, что в атмосфере Марса много таких газов, которые в земном воздухе есть в очень небольшом количестве.

Пейзаж был неповторим. Деревья с прямыми гладкими стволами достигали около шестидесяти метров в высоту, а кроны их тесно смыкались между собой. Глубокое молчание, царившее под этими живыми сводами, напомнило мне святыню Карнака, где мне однажды довелось побывать. Марсианские леса по-прежнему таили немую угрозу.

Время от времени мы выходили на небольшие полянки, залитые солнечным светом; там мы отдыхали, наслаждаясь теплом, прежде чем снова погрузиться в полумрак густой чащи, которая на Марсе столь же однообразна и печальна, как на Земле. Эоня тревожилась больше всех. Она то и дело оглядывалась назад, словно ожидая погони, и я чувствовал, как ее маленькая рука дрожит в моей ладони.

— Что с тобой, малышка? — спросил я, гладя ее по огненно-рыжим волосам, которые сам научил ее заплетать в косы, как это делают земные девушки.

— Не знаю, — прошептала она, глядя па меня полными слез глазами. — Мне все время кажется, что позади я слышу шелест крыльев. А иногда я вижу, как перед глазами у меня колышется какой-то туман. Я очень боюсь, я чувствую, что случится какая-то беда еще раньше, чем кончится день!

Изо всех сил я старался успокоить ее.

— Не думал я, что ты такая пугливая, — со смехом сказал я. — Я и впрямь тебя не знаю! Чего нам бояться? Разве я, наконец, не с тобой?

— Может и зря, но я все-таки боюсь, — дрожа, ответила Эойя. — Вот сейчас мне на голову легла холодная-прехолодная рука!

— Ты просто очень устала! Постарайся подумать над своими страхами, как я тебя учил, и сама убедишься, что нам ничего не угрожает! Нас много, мы хорошо вооружены, солнце светит ярко, и я здесь. Эрлооры побеждены, и нам нечего их опасаться!

— Я не их боюсь…

— А кого же, девочка?

— Не знаю… Это что-то такое, чего я не умею тебе объяснить…

Говоря это, она дрожала, как лист на ветру.

— Вот, слышишь? — спросила она, прижимаясь ко мне. — Конечно, это шуршат крылья…

Я невольно стал прислушиваться, чтобы разубедить девушку и доказать, что это ей просто кажется, но, к своему великому удивлению, тоже услышал легкий шум, едва уловимый ухом, похожий на дуновение ветра.

— Наверно, мотыльки летают, — сказал я наконец, желая как-то разумно объяснить происходящее.

На самом же деле я почувствовал некое замешательство, но старался не подать виду. Я принялся объяснять своей маленькой марсианке, что под этими зелеными сводами эхо распространяется равномерно, как в пустом доме, и шорох, который ее так беспокоит, может быть лишь жужжанием какой-нибудь осы.

Кроме того, нам обоим это могло лишь померещиться от пережитых волнений и усталости.

— Но ты же сам слышал!

— Под влиянием твоих слов! Чистейшее самовнушение!

Здесь я принялся объяснять ей, что такое гипноз, массовые галлюцинации и все такое прочее.

Бедняжка Эойя мало что понимала из моей лекции, но мне показалось, что она несколько успокоилась. Она даже пыталась улыбнуться, но я чувствовал, что она по-прежнему обеспокоенно прижимается ко мне, и страхи ее еще не развеялись окончательно.

Она немного свободнее вздохнула лишь тогда, когда мы выбрались из угрюмых зарослей на болотистую равнину, покрытую кустарником и тростником. На другом ее конце возвышался красноватый холм.

В этот момент марсианин, возглавлявший шествие, подошел ко мне. Вид у него был озабоченный. Он уверял меня, что хорошо знает эти места, но не узнает окрестностей и не понимает, откуда прямо перед нами взялся этот холм.

Я допускал, что он мог просто-напросто заблудиться, и посоветовал ему по-прежнему держать направление на север.

Итак, мы отправились дальше, а загадочный холм по мере нашего к нему приближения удивительным образом изменялся. Казалось, он был в непрестанном движении, и контуры его всякий раз выглядели иначе, чем минуту назад. Он то делался ниже, то снова вырастал. Навстречу нам дул теплый ветер. Вначале я думал, что вижу что-то вроде бархана, которыми так любит играть ветер пустыни. Мне не раз приходилось наблюдать подобное явление в Сахаре, но вскоре я убедился, что ошибаюсь. Загадочный холм больше походил на поросшую травой лужайку, по которой волнами пробегает ветерок. Вся эта масса растительности плыла над землей, напоминая сгусток водорослей. Вскоре я убедился в этом поближе.

Неожиданно сильный порыв ветра швырнул нам в лица целую тучу травы, и во мгновение ока мы оказались засыпанными множеством мелких стебельков.

В дебрях Африки я видел воздушные растения, которые растут, размножаются и гибнут в воздухе, никогда не прикасаясь к земле, — но это было нечто совсем другое! Явление заинтриговало меня чрезвычайно. С трудом освободившись от шевелящихся стеблей, опутавших нас, как сетью, я взял одно растение в руку, чтобы разглядеть получше. Оно едва достигало в длин десяти сантиметров. Его противолежащие зубчатые листья сидели на тоненьком стебельке, расположением своим напоминая вяз или акацию. Цвет их был чем-то средним между зеленовато-желтым и красновато-серым. Мелкие цветочки в виде миниатюрной лилии помещались на самой верхушке, а тонкие нитевидные корешки доходили до нескольких сантиметров. Я уже собирался бросить растеньице на землю, но случилось нечто из ряда вон выходящее.

Листики вдруг распрямились, превратившись в некое подобие парашюта, и быстро задвигались. Они открывались и закрывались, как у мимозы. Даже корешки шевелились, направляя полет стебля, который стал похож на маленький аэроплан.

Вскоре я увидел, как растение поднялось вверх и присоединилось к своим собратьям. Несколько стебельков я спрятал в карманах своего пухового одеяния, и Эойя тотчас последовала моему примеру, решив, что я обнаружил нечто чрезвычайно стоящее.

Я обрадовался, заметив, что марсиане успокоились, разобравшись в происходящем. Смеясь, они освобождались от живых пут и подшучивали друг над другом.

Однако живое облако неотступно следовало за нами, и стена из крохотных стебельков была столь же непроницаема, как самая мощная гранитная скала. Уже наступила ночь, и я не хотел подвергать всех опасности быть засыпанными и задушенными во сне этими созданиями. Нам пришлось снова вернуться в лес и разбить лагерь на той самой полянке, где моя маленькая спутница чувствовала себя так неспокойно.