Кир Булычев - На полпути с обрыва
– Взгляни, – велел Милодар, когда они проходили мимо зеркала.
Кора остановилась, замерла, не в силах понять, что за сказочные, словно райские птицы и притом грозные существа, глядят на нее, – это же Милодар и она… Милодар подхватил Кору.
– Только не терять равновесия, когда будешь там!
Они вошли в следующий зал.
– Приготовься, – приказал Милодар.
Впереди стояли два саркофага. Они стояли вертикально, торчком, и оттого, что так не бывает, у Коры мелькнуло странное сравнение с музеем в процессе эвакуации.
Створки саркофагов открылись.
– Идем, идем, – сказал Милодар.
– Зачем? – спросила Кора.
– Неужели ты думаешь, что мы отправимся туда в естественном виде, чтобы любой сбрендивший полковник мог нас пристрелить?
Милодар первым ступил в саркофаг. Коре ничего не оставалось, как, стараясь не шататься, последовать его примеру.
И тут с ее телом произошла странная перестройка, которая была куда как знакома Милодару и некоторым другим сотрудникам ИнтерГпола, которые заменяли себя в ответственных и опасных местах собственными голограммами, но для Коры оказалась в новинку.
Она понимала, что с ней что-то происходит в этом темном саркофаге.
Будто она, подобно куколке, вылезает из своего твердого кокона и приобретает бабочкину свободу движений и возможность воспарить над миром.
И когда передняя стенка саркофага растворилась, как дверца шкафа, и она оказалась на улице перед виллой «Ксения», то эта легкость показалась ей восхитительной.
Она посмотрела направо – там из подобного саркофага выскользнул такой же легкий и знакомый ей именно этой легкостью комиссар. Но она знала, что означала такая легкость у комиссара: это значило, что он – собственная голограмма.
Неужели и она голограмма тоже?
О чем она и спросила комиссара.
– Разумеется, – ответил тот, – я же предупреждал тебя, что люблю свою жизнь и надеюсь, что это – взаимно.
– А я?
– А ты тоже.
– Значит, я сейчас – моя голограмма?
– Разумеется.
– А где я?
– Как бы грубая физическая нечистая оболочка?
– Называйте как хотите. Мне она нравится.
– Она осталась в хранилище.
– В саркофаге?
– Мы их называем гробиками. В каждом моем кабинете стоит по гробику.
– Значит, в меня теперь можно стрелять?
– Разумеется!
– А я могу проходить сквозь стены?
– Это опасно и неопытным сотрудникам не рекомендуется. Можно потерять часть своей субстанции в преграде, и тогда уж это не восстановить.
– Я могу остаться без пальчика?
– Ты можешь остаться без головки, – в тон ей, так же мягко ответил комиссар.
– Давайте тогда не будем думать о дурном, – сказала Кора. – Пошли?
И они помчались, чуть касаясь ногами земли, к обрыву, где был открыт переход между мирами и вот-вот должно было начаться широкомасштабное вторжение генерала Лея.
Центральная аллея Симеиза выглядела так же удручающе, как при взгляде с параллельной Земли. Так же на лавочках дергались, корчились умирающие люди, медики в белых халатах пытались им помочь, несколько санитарных машин приехали сюда, но горе заключалось в том, что и медики также не имели иммунитета против чумы и почему-то легко и быстро поддавались болезни.
– Господи! – расстроилась вслух Кора. – Неужели вы до сих пор не смогли принять действенных мер?
– А мы и не хотели, – ответил жизнерадостно комиссар.
– Но ведь люди страдают, умирают…
– Это тебя не касается, ими займутся специалисты. А ты должна спасти одного больного, моего сотрудника.
– Мне не очень нравится, комиссар, – ответила Кора, – что вы достаточно нагло делите мир на две категории…
– Моих агентов и прочих, – продолжил мысль Коры Милодар. – Но это и есть настоящий профессионализм. Каждый мой агент должен знать, что я денно и нощно думаю и забочусь о нем. И если я перестал бдеть и заботиться, значит, этот агент уже не нужен или нужнее мертвый.
От такой наглости Кора умолкла и грустно молчала до самого переходника.
Чем ближе они подходили к обрыву, тем чаще им встречались тела больных чумой или уже умерших от страшного вируса.
– Какой ужас! – вырвалось у Коры. – Ну почему их не увозят?
– У нас не хватает машин и флаеров. Мы дали знать в Москву. Помощь идет!
– Только не перезаразите всю Россию, – заметила Кора, которая, конечно, жалела заболевших, да и о самой себе не знала, вылечилась она уже или нет, но еще больше жалела население, которое может так жутко пострадать.
Обогнувши флаер «Скорой помощи», куда больные санитары втаскивали труп девушки, Кора в сопровождении Милодара оказалась над обрывом. Обрыв изменился. Вместо отвесной стены была сделана тщательно обработанная, крутая, но все же наклонная плоскость, обустроенная лестницами, как веревочными, так и вырытыми в скале. А само место перехода в параллельный мир было обнесено столбиками, лампочками, медной проволокой и светящейся полосой, не говоря уж о силовом поле.
– Держишься? – спросил Милодар.
– Держусь, – сказала Кора.
– Не забудь, что ты – голограмма и тебе ничто не угрожает.
– Ага, – откликнулась Кора, которая далеко не все понимала.
– Тогда скорее. Мы должны войти к ним в мир хотя бы за минуту до того, как они вторгнутся к нам. Иначе начнется такая толкучка, что придется кого-нибудь убить. А где тогда гуманизм? Мне без строгого выговора не обойтись. И ты распрощаешься с первой в своей жизни благодарностью от министра Галактической безопасности.
Работники ИнтерГпола, прижавшиеся к откосу вокруг входа в тот мир так, чтобы их не было видно, махали руками, кивали, подмигивали и подавали дружеские знаки Коре и Милодару, одобряя их и понимая, что товарищи идут на смертельно опасное ответственное задание.
Хлоп! – прорвалась пленка между мирами.
Хлоп! – еще раз прорвалась она за спиной Коры.
Это прошел комиссар Милодар.
И тут Кора зажмурилась.
Она ожидала чего угодно, но не столкновения нос к носу с большим белым жеребцом, который двигался, понукаемый всадником, к переходным вратам.
А за всадником виднелись тупые рыла вездеходов и броневых машин, а еще далее угадывались нестройные колонны солдат в камуфляжных костюмах и противогазах.
Но куда более удивился и испугался незапланированного появления пришельца всадник на белом коне в парадном мундире и броневом шлеме, а именно лично генерал Лей – глазки как горячие точки, скулы под самый шлем и выражение лица самое хулиганское, только нос и рот скрыты маской.
И тут же выражение лица генерала изменилось. Им завладела гримаса обиды, которую испытывает ребенок, протянувший ручку за конфетой и увидевший, что куда более сильный мальчик, а то и взрослый, эту конфету уводит из-под его носа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});