Андрей Дашков - Двери паранойи

В общем, я веду жизнь феодала в осажденном замке. Враги невидимы и больше похожи на психопатогенных призраков. Вот-вот наступит день, когда босс познакомит Маму со своим бесценным и, пожалуй, единственным сокровищем.

58

И все-таки босс – неблагодарная скотина. Его заморочки начинают утомлять главного компаньона, то есть меня. Он действует, не считаясь с родителем, – пока я сплю. Надо бы и мне научиться действовать – пока ОНО спит.

Сегодня с утра я пытался найти помещение, где спрятан саркофаг. Блуждал около часа, хотя дачка не так уж велика. Одна комната из четырнадцати бесследно исчезла. Схватившись за фломастер, я столкнулся с невозможностью составить вразумительный план этажа, несмотря на то, что добросовестно зарисовал весь свой маршрут.

В ответ на мой запрос шеф охраны Фариа выдал скучнейшую лекцию о «многосвязности» и «неориентируемости» пространства, горизонте событий, «капсулах» времени и проиллюстрировал все это, соорудив у меня перед носом «лист Мебиуса» из своего галстука. Если я хоть что-нибудь понял правильно, то искомая комната спрятана за пределами «единственной» стороны листа. Осталось решить, не прогадал ли я, смывшись из психушки. Там я, по крайней мере, мог рассчитывать на укол успокоительного…

Босс отмалчивался, пустившись в очередное «странствие». Он перемещается в сновидениях, как акула, – чтобы выжить. Для меня это означает утонченную пытку, непрерывный шум в голове, ощущение потусторонней возни за спиной. Короче говоря, я послал Фариа подальше и спустился в бильярдную покатать шары. Иногда это помогало мне расслабиться, но не сегодня.

Покоя не было. Шарообразные куски старой слоновой кости грезили о саванне. Какая-то птица оказалась в западне в вентиляционной трубе; ее тоскливые крики повторялись, будто сигналы точного времени. Прилетела погреться и нашла свою смерть…

Мимоходом я посмотрел в зеркало. В нем отразилась узкая фигура смуглого человека. Это жуткое чувство – когда секунду или две привыкаешь к тому, что увидел. И сознаешь, что уже никогда не привыкнешь.

Чужестранец склонился над зеленым сукном. Одно движение кия. Удар, выполненный с нечеловеческим совершенством, – и три шара падают в три лузы… Кто захочет драться на дуэли с баллистическим вычислителем? Я был словно младенец, которому дали подержаться за руки взрослого. Оставалось принять это обреченно и безразлично.

Я продолжал упражняться, пока, подняв голову, не увидел возле стола мамочку, бледную, как смерть. Оказывается, это не ветер подвывал за двойными пуленепробиваемыми стеклами.

– Какого черта?.. – начал я и осекся.

Старушка гнала перед собой волну ужаса, на секунду захлестнувшую и меня. Когда она ткнулась лбом в мое плечо, ее вой уже представлялся мне колыбельной для дебилов.

– Что ты видела?

Жесткое прикосновение ледяных «лягушачьих лапок». Выше запястий они были покрыты пупырышками, как свежие огурцы.

Я оттолкнул ее. Дал пощечину. Потом еще одну. Расширенные зрачки застыли в прорезях между веками.

Очнись, сука. Что ты видела? ЧТО?! ТЫ?! ВИДЕЛА?!.

Бесполезно. Шок в результате сильнейшего испуга.

На пороге бильярдной возник пришаркавший вслед за хозяйкой мозгляк охранник с безмятежным лицом. Я уже догадывался, в чем дело. Это было приглашение в духе босса. Очередной ход в игре, цель которой – вытравить из меня слабость, а значит, все человеческое, слишком человеческое…

Я снова занялся Мамой. Слава Богу, она перестала скулить. Однако плавно опускалась все ниже и ниже по шкале эмоциональности. Она была похожа на жертву инцеста и жестокого обращения с животными. Но больше всего – на пациентов «Маканды». Такой она и нужна была мне – послушной, судорожно цепляющейся за «папочку», забившейся в беспросветную норку собственного отвращения к жизни. Лишь бы босс и Фариа не перегнули палку…

– Ну пойдем посмотрим, – уговаривал я ее, будто малолетку, которой приснился Фантомас в шкафу.

Самого же меня разбирал смех. Правильнее будет сказать, что я облегченно хихикал. Началось, думал я. Началось! Конец ожиданию. Теперь я с особенной остротой чувствовал, насколько тягостным и напряженным оно было. Напряжение нарастало вне меня и при отсутствии внешнего движения. Вокруг накапливались тревога, вина, страх. И все оставляло след: незавершенный сон, прерванный оргазм, трусливая сделка с собой, то, о чем успел лишь мимолетно подумать. Макс был из овечьего племени, и даже босс не мог избавиться от злосчастного наследства – чужого «запаха» жертвы.

Внезапно погас свет.

Никакого катаклизма – свет тихо скончался, без сопротивления отдав бильярдную и коридор во власть темноты.

Снова потерянно заскулила Мама. И ткнулась в меня своей наштукатуренной мордой, словно умирающая собака. Я оттолкнул ее и на ощупь пробрался к столику для напитков. Восковой огрызок торчал из горлышка бутылки с остатками «бифитера». Память не подвела. Я щелкнул зажигалкой.

…Создавалось впечатление, что сквозняки закручивают световое пятно в спираль, подобную галактической. Впрочем, двигались только тени. Но здесь не было сквозняков – дом сооружен основательно, все этажи надежно изолированы от окружающей среды. При неработающей принудительной вентиляции исключено даже просачивание газа.

Я поднял свечу на уровень груди. Испытал острый приступ клаустрофобии. Мне пришло в голову, что железобетонное перекрытие – это почти идеальная могильная плита. Дело за малым – за эпитафией. Что-нибудь вроде: «Спи спокойно. Понял, бл-лин?!»…

Бильярдный стол скрипел, как парусник в штормящем море, только штормило где-то в соседнем измерении. Волны остекленевали, докатываясь сюда. Панически вибрировали только наши душонки – самые чувствительные из приборов. Черные ящики, которые уже никто не отыщет после катастрофы…

59

С этого момента начинается очередное раздвоение личности, если не распад. Мне кажется, что я все еще находился в бильярдной, когда Мама начала раздражающе визжать от страха. Не знаю, кто держал свечу; во всяком случае, света было достаточно, чтобы я мог «видеть» зеркало. Зеркало, но не свое отражение в нем. Смуглого человека не было среди призраков амальгамы. Я протянул руку к женщине, стиснутой кубическими метрами пустоты, и прикоснулся к ее стынущему сердцу…

ЧТО ЖЕ ВСЕ-ТАКИ ТЫ ВИДЕЛА? И ПОТОМ – ВНУТРИ ИЛИ СНАРУЖИ?

Я стал ее страхом. Вскоре она кричала нестерпимо громко. Мои бесплотные пальцы сжимали пульсирующий мешочек, наполненный кровью, пока крик не прервался. В это же самое время я, отождествленный с Бальзамировщиком, двигался в полной темноте по мумифицированному лабиринту, набитому предметами варварского культа, который при обычных обстоятельствах называется бытом.