Дмитрий Янковский - Правила подводной охоты

— Не знаю, — признался я, ошарашенный таким напором эмоций.

— Они предназначены для срыва вихрей, образующихся при движении в среде на огромной скорости.

Я отложил карабин и внимательнее посмотрел на гарпун. Его форма, казавшаяся мне примитивной, теперь приковала мое внимание.

— Некрасивое не может хорошо выполнять свои функции, — завершил свою мысль Долговязый. — Чем больше над вещью работали, чем больше в нее вложено труда, бессонных ночей и кропотливых расчетов, тем она получается красивее и тем лучше выполняет данное ей предназначение.

— Чем красивее гарпун, тем он лучше летает?

— Да. Тебе следует понять его красоту, а потом соединиться с ней.

— Как это?

— Запомни, что предназначение выстрела не в поражении цели и уж тем более не в разрушительной мощи. Оно в красоте и точности траектории полета. Выстрел — это отправление гарпуна в полет. В момент выстрела ты должен стать таким же красивым, иначе совершенство оружия и снаряда потеряет всяческий смысл. Красота полета стоит на трех китах — на красоте гарпуна, на красоте карабина и на красоте позы стрелка в момент выстрела. Если хоть один из элементов будет несовершенным — все зря. Ты умеешь танцевать?

— Терпеть не могу, — скривился я.

— В тебе нет тяги к прекрасному. Но и у танцора, и у стрелка, и у музыканта есть масса общего — владение телом. Красота исполнения каждого элемента движения. Я знаю, чему тебя учили инструкторы, что говорил Огурец и что написано в руководстве по стрелковому делу. Но там нет главного. Чтобы отлично стрелять, надо делать это красиво.

Долговязый шагнул ко мне, взял карабин и тут же преобразился. Передо мной стоял не подвыпивший инвалид, а некто мне незнакомый — волевой, собранный, с сияющим взглядом.

— Перед выстрелом нельзя смотреть на мишень, — даже голос у Долговязого изменился, стал упругим и четким. — Только шесть секунд ты будешь смотреть на нее. Запомни. Не больше шести секунд!

— Почему? — осмелился спросить я.

— Глазной нерв омывается кровью, а кровь несет кислород. С момента прицеливания и до самого выстрела ты не будешь дышать, чтобы оружие не колыхалось. Так вот, зрительный нерв при недостатке кислорода теряет чувствительность, и через шесть секунд выстрел будет не таким точным. Поэтому не смотри на мишень, пока не начал прицеливаться, дай отдохнуть взгляду. Лучше смотреть на зеленое — этот цвет благоприятен для глаз. Дальше делаешь полный вдох и прижимаешь приклад к плечу. Полный вдох обязательно — это важно. Затем полувыдох. Это самое устойчивое положение тела. Не полный вдох, не полный выдох, а именно полувыдох. Твои мышцы сами займут верное положение. Затем ловишь мишень в прицел и очень плавно тянешь спуск. Плавно — это не значит медленно. Плавно — это значит без малейших рывков. Равномерно. Можно тянуть очень быстро, но плавно. Такая сноровка приходит при постоянной «работе над выстрелом». Запомни, тянуть спуск больше шести секунд нельзя. Если не успел — отложи выстрел. Опусти карабин, отдышись и дай отдохнуть взгляду. Затем все сначала. В тире тебя никто не торопит, это не бой. Теперь смотри, как это выглядит на практике.

Долговязый глубоко вдохнул, чуть выдохнул, прицелился и почти сразу выстрелил, следом полетели еще два гарпуна. На все три выстрела ушло не больше шести секунд. На мой взгляд, все произошло слишком быстро. Я хотел посмотреть в трубу, но Долговязый меня остановил.

— Успеешь. Лучше послушай меня, — он вернул мне оружие. — Есть одно прямо-таки волшебное упражнение при «работе над выстрелом».

Он достал из кармана обычный болт с шестигранной головкой и попросил меня поднять карабин. Как только ствол принял горизонтальное положение, Долговязый поставил болт на ровную площадку за мушкой.

— Не урони, — усмехнулся он. — Твоя задача состоит в том, чтобы не уронить этот болт, когда тянешь спусковой крючок. Вынимай кассету.

Я с интересом разрядил карабин. Болт был снова водружен мне на ствол, и я с большим трудом удерживал его от падения.

— Тяни за спуск.

Мне пришлось тянуть очень плавно, поскольку каждый рывок вызывал опасное подрагивание ствола. Когда щелкнул спусковой механизм, болт все же сорвался и стукнулся об пол.

— Тренироваться надо, — усмехнулся Долговязый.

— Да это невозможно! — вспылил я. — Что ты мне лапшу на уши вешаешь?

Он спокойно взял у меня карабин и с грациозностью балетного танцора упер приклад в плечо.

— Ставь болт, — выдохнул он.

Я поставил. Долговязый потянул спуск, и уже через секунду звякнуло спусковое устройство. Болт не шелохнулся, словно я намазал его клеем, прежде чем ставить. Мне трудно было поверить своим глазам, особенно когда Долговязый щелкнул еще дважды, а потом еще и еще. Только на десятом щелчке болт покачнулся и грохнулся на пол.

— Тебе бы тоже было неплохо этому научиться, — усмехнулся отставник, возвращая мне карабин. — Без этого пускать гарпуны в мишень совершенно бессмысленно. Только достигнув полного контроля над оружием в момент выстрела ты сможешь контролировать полет гарпуна. Это все.

Он повернулся и вышел, слегка пошатываясь под действием спиртовых паров. Я не выдержал и рванул к мишеням. Можно было посмотреть в трубу, но мне хотелось оценить попадания невооруженным глазом, без всякой оптики. Честно говоря, я не особенно удивился, когда увидел, что два гарпуна пробили отверстия в самом центре мишени, а третий чуть в стороне, образовав вершины скособоченного треугольника. Это было высшим классом стрельбы, который мне приходилось видеть, но я уже ожидал подобного результата. Потому что Долговязый стрелял красиво.

Я и раньше замечал, что всякий талант заразен. В детстве я долго наблюдал за незнакомой художницей, которая, установив этюдник на берегу океана, создавала красками новые, не существовавшие до нее миры. Она, словно не замечая меня, стояла у кромки прибоя, но рисовала совсем не прибой. Из ярких пятен, мазок за мазком, на полотне проявлялась выжженная солнцем пустыня, по которой бегут пауки выдранных ветром колючек. Казалось бы что? Пустыня ну и пустыня. Но главное было не в изображении, а в том ощущении, которое нес рисунок. Меня поразило то, что главного, о чем хотела сказать своей работой художница, на картине как раз и не было. Оно все осталось за кадром! Я видел только пустыню, но был уверен, что это не просто пустыня, а высохший океан. Об этом говорили трещины на красной земле и едва заметный в углу полотна обломок ракушки. Дальше начинала работать фантазия, и я представлял, что неподалеку медленно разрушается город, убитый распухшим Солнцем, а еще дальше чернеет круг спекшегося грунта на месте старта фотонного корабля. Он унес людей на поиски нового мира, и после долгих скитаний космические странники выбрали планету, сплошь покрытую океаном. Лишь по экватору ее опоясывает ожерелье райских коралловых островов.