Квоска-хао, или Вместо тепла - Слава Волк
– И всё? Хочешь сказать, ты не получил больше никаких проблем?
– И всё. У меня реже болела голова, я бодрее себя чувствовал. И стал выносливее.
– Интересно…
– Да, очень. Знаешь, это действительно увлекает: изучать свой организм. И хотя я не шёл на какие-то сверхъестественные рекорды, на достижения грани возможностей, я познавал свой организм: как он спит, как он ест, как он думает… Я расшифровывал сны… Нет, не в смысле всякой мистики… Весьма по-научному: я проводил линии между тем, что есть у меня в голове, например, что я сегодня увидел, что знаю, о чём вспомнил, и тем, что мне приснилось. Зачем это? Да ни зачем. Кто-то может и скажет, что сон – это то, о чём ты думаешь, это те проблемы, которые тебя беспокоят. Чушь. Почти. Сон – это просто сгусток информации, которую прокручивает наш мозг. Сколько мы только снов за одну ночь видим! А запоминаем либо последние, либо яркие. И то, прям на пробуждении помним процентов пятьдесят. Прошло минуты две, пока ты полностью не проснулся, и уже процентов двадцать пять от силы помнишь. Сходишь в туалет, приготовишь кофе… и уже процентов десять. А потом и вовсе в памяти остаются лишь несколько кадров или «гифок». Хотя подсознание, может, и сохраняет. Нет, точно сохраняет. Я видел похожие сны.
– Похожие или одинаковые?
– Они не могут быть одинаковыми. Они были похожи. Вот на данный момент помню один… точнее, одну пару. А может, он мне и несколько раз снился… Ну, в общем, последнюю версию я помню довольно полно, ну, относительно. И если отслеживать, то сны шли на «повышение уровня».
– Это была игра?
– Эм… почти. Смотря с какой стороны смотреть…
Сергей свистнул:
– Завтракать будете?
Товарищи уверенно кивнули и подошли к «накрытой поляне» с остатками трапезы. Так и пришлось: пока одни ели, другие сторожили. И так получилось, что Каргин с Олдманом заболтались и остались последними. А выбор, собственно, не баловал: отопревший варёный корень, несколько рёбрышек и помятая клюква. Егор принялся за корень, а Ярослав решил обглодать кости. И по иронии, они так увлеклись, что один остался без мяса, другой без «гарнира». Но кучку «десерта» они поделили честно и съели, смеясь над своим собственным положением.
– Так, сто километров на северо-запад, там должен быть город, – проговорила 201-я.
– Большой? – уточнил Ярослав.
– По моим данным, было восемьсот тысяч человек.
– И много ещё городов осталось? – устало спросил Егор.
– Двести городов есть точно. Но это только города… а ещё посёлки городского типа, просто сёла…
– О Господи! – воскликнул Олдман и чуть не упал.
Но Ярослав придержал:
– Справимся…
И вот кортеж опять мчался по снегу, а на крыше БТР сидели три фигуры. Ярослав и Егор о чём-то опять болтали, благо малошумные двигатели позволяли, а Никита лишь неодобрительно поглядывал на них.
– Ну а всё-таки, как ты считаешь, каким должно быть идеальное государство?
– Идеальное государство? Государство, по факту, – это общество. А идеальное общество – отрицание личности.
– Ты считаешь, что личность и общество – антонимы? Личность – это же составляющая общества. Это как кирпичик. Как клетка. Если правильно выстраивается, получается крепкая структура.
– Вот тут и приводится твой пример с клетками. Идеальное общество – это цельный организм. Ты не задумываешься о каждой клеточке, но все они работают на общее благо. Они не смогут жить отдельно без посторонней помощи. Они должны быть частью чего-то большого. Вот оно идеальное общество, когда нет личности, когда все работают на общее благо. А если вдруг в кого-то закрадывается личность, у него появляется «Я», то общество начинает рушиться. Эта личность откажется идти за кем-то, откажется рисковать собой, она начнёт думать о себе. Вот она личность: думать о себе. И как же может существовать общество, когда каждый думает о себе? Вот. Существует две крайности, и середины между ними быть не может… Нет, она может быть, но это очень не жизнеспособная форма. Вот есть… как мне опять же очень понравилась версия, два «гендера»: муравьи и крысы. Муравьи – это как раз-таки идеальное общество, идеальное государство. Муравейник работает, как единый организм. Там нет «Я». Никто не задумывается о своей жизни, только если в форме «ячейки общества». А крысы – это противоположность. Там каждый думает о себе. Да, это социальные животные, но это позволяет им выжить, сохранить их же шкуру. По факту, идеальное общество – это все эусоциальные насекомые. А остальное: практически все остальные животные. Ну, млекопитающие наверняка. Хотя если смотреть с точки зрения аналогии с людьми, то все, кто способен к командной работе.
– Эусоциальные?
– Да, это все… цивилизации, что ли. Хорошо развитая социальная система.
– Да, кажется, я понял. Блин, прав же ты. А мне тут мысль в голову пришла…
– Какая?
– Абсолютно бредовая…
– Да говори. Чё ты тянешь.
– После войны создать своё государство.
Ярослав рассмеялся.
– Вот этого я и боялся, что ты не воспримешь всерьёз, – обидчиво ответил Егор.
– Да ладно, не принимай близко к сердцу. Просто мне показалось смешным, а по факту-то идея серьёзная.
– Ты… – как маленький ребёнок, или собака, полностью отдавшийся и поверивший, начал Егор.
Но… как жизнь, стремительно под колёса БТР врезалась ракета… длинная и стройная, такая серо-белая… красивая… как Смерть…
Взрыв… в центре мутно-красная точка, от неё пошло смертельное жёлто-оранжевое облако, которое породило жёлтые остроконечные лучи, а вокруг лишь грязный дым… Мощная машина встала на дыбы, как испуганная лошадь, все три фигуры полетели в сторону, а за ними и сама груда металла, накрыв собой тела.
Несколько автомобилей резко развернулись, уйдя в дрифт. Остальные же и танки только прибавили скорость. И нет, они не крысы и не трусы. Таков был завет Ярослава: «Я, может, и Бог, но, прошу вас, не относитесь ко мне как к Богу, не кладите все свои головы за меня. Хватит и нескольких». Вот и развернулось лишь «несколько» автомобилей. Если люди живы – их можно будет забрать, если нет – то увы, ничего не поделаешь.
Ярослав подскочил сразу и бросился к Егору. Никита поднялся попозже и, пошатываясь, стал растерянно оглядываться. Заскрипел люк БТР. С большим трудом (ну и помощью Иванова), Никифоров выбрался из покорёженного металла. Кажется, всем повезло. И повезло чудом. А… нет… тут самое время прикусить губу и снять шляпу… Тяжёлый
